Она замолчала, предоставив Бишопу осмыслить услышанное.

– Все это произошло в одну ночь, мистер Бишоп, и именно на Уиллоу‑роуд.

– Но это не имеет никакого отношения к той истории. Боже, ведь прошел целый год!

– Точнее, девять месяцев.

– Так какая здесь может быть связь?

– Мой отец считает, что может. Именно поэтому он хочет, чтобы вы рассказали обо всем, что видели в «Бичвуде».

От одного этого названия Бишопу делалось не по себе. Воспоминание было еще слишком живо в его сознании, и страшное зрелище, свидетелем которого он оказался в этом старом доме, внезапно предстало перед ним, как на отчетливом цветном слайде.

– Обо всем, что произошло в тот день, я рассказал, полиции. И о том, как я там оказался, и о том, кто меня нанял. Обо всем, что я там увидел. Вашему отцу я не смогу сообщить ничего нового.

– Он так не думает. За этим что‑то скрывается, этому надо найти объяснение. Должна существовать какая‑то причина для самоубийства тридцати семи человек. Именно в этом доме, мистер Бишоп.

Он опустил глаза на пустой стакан и ощутил острую потребность выпить чего‑нибудь более крепкого, чем пиво.

Глава 3

Несмотря на сутулость, Джейкоб Кьюлек был очень высок и, казалось, постоянно что‑то вынюхивал, сильно вытягивая шею. Костюм был ему великоват и свисал с худощавого тела крупными складками, воротничок рубашки и галстук неплотно прилегали к шее. Он встал, когда дочь ввела Бишопа в небольшую комнату, служившую ему рабочим кабинетом в институте, здание которого затерялось в той части Уимпол‑стрит, где были сосредоточены медицинские и финансовые учреждения.

– Спасибо, что приехали, мистер Бишоп, – сказал он, протягивая руку.

Бишоп был удивлен твердостью его пожатия. Чей‑то приглушенный голос – он догадался, что это был голос Джессики, – доносился из портативного магнитофона, стоявшего на низком кофейном столике возле кресла Кьюлека. Старик наклонился и выключил магнитофон, причем нашел нужную кнопку сразу, без нащупывания.

– Каждый вечер Джессика в течение часа делает для меня записи, – объяснил Кьюлек, глядя Бишопу прямо в глаза, словно изучая его. Трудно было поверить, что он незрячий. – Информация о последних исследованиях, деловая корреспонденция – в общем, все текущие вопросы, которым я не успеваю уделить внимание. Джессика бескорыстно делится со мной своим зрением. – Он улыбнулся дочери, инстинктивно чувствуя, где она находится.

– Прошу садиться, мистер Бишоп, – сказала Джессика, показывая на свободное кресло у кофейного столика напротив кресла Кьюлека. – Не хотите ли кофе? Или чаю?

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, спасибо.

Усаживаясь, он мельком осмотрел комнату, едва ли не каждый дюйм стенного пространства которой занимали книги. В том, что такой человек, как Кьюлек, окружил себя книгами, ставшими недоступными из‑за его физического недостатка, заключалась некая горькая ирония.

Как будто читая его мысли, Кьюлек широко взмахнул рукой, обводя уставленные книгами стены:

– Я знаю каждый том в этой комнате, мистер Бишоп. И даже его место на полке. «Масонская, герметическая и розенкрейцеровская символическая философия» – в среднем шкафу справа, третья полка сверху, седьмая или восьмая по счету. «Золотая ветвь» – последний шкаф у двери, верхняя полка, где‑то в середине. Мне дорога здесь каждая книга, и каждая многократно снималась с полки до того, как я ослеп.