|
Эльдорадо, поди ж ты. А если тут вокруг пошарить? — Если бы он вышел прямо к нам, мы бы его опознали. И завалили бы, понятное дело. Если бы он попытался докопаться до кого-то из пассажиров — те тоже не дураки, понимают, что кто попало по Зоне не ходит, нас бы позвали. Потому Излом поступил хитро — подманил девочку. — И увел в деревню? — Пацан же сказал, что в деревню. Домик у него там, у мудака паршивого… — Проверим. Хорошо, если так. — Еще неизвестно, что ему нужно… Деревенька тем временем приблизилась. Вернее, мы приблизились к деревеньке. Самый крайний дом стоял отдельно — на хуторе. Аккуратный штакетник с блестящими шляпками гвоздей. Новенькие крынки висят на штакетнике, типа сушатся. Калитка приветливо распахнута, за ней дорожка — присыпана чистым песочком, выложена по краям ровными булыжниками. Ведерко у колодезного сруба, блестящее цинковое. Наливные яблочки на ветвях в ухоженном садике. Веранда свежеокрашенная, на ней — кресло-качалка с пледом через подлокотник. Хорошо иметь домик в деревне! Травка на хуторе была ровненько подстрижена, и за штакетником тоже — примерно на метр. Словно кто-то склеил модельку хутора из набора для железной дороги — бывают такие, для любителей, и поставил сверху. Вокруг — сплошное сорняковое буйство, примерно как крапивная оккупация вокруг кладбища. Причем ощущение было, что все известные виды сорняков злобно рвались на территорию хутора, наседая друг на друга, переплетаясь корнями, побегами, плюясь спорами и что там у них еще бывает. Трехметровые стволы борщевика оплетали какие-то красно- бурые лианы, репейник торчал вперемежку с камышами. Я помню примерно такую же историю, когда мы с Аспирином шарились по хуторам в поисках… не важно чего. У одного дома стены лежали на все четыре стороны. Натурально — каждая стена словно упала наружу. Крыша при этом непонятно куда делась. Только фундамент невысокий стоял, бетонный, досками покрытый. Доски причем свежие. И коврик на полу, такой самотканый, деревенский. Как новенький, между прочим. Сбоку от коврика — дыра в погреб. Крышки от погреба тоже нигде не видно. А в погребе на полках — бутыли и банки. Соленья всякие, огурчики-помидорчики, грибочки. Аж слюнки потекли. И пересохли тут же — когда там зашевелилось, в погребе этом, заворочалось что-то. Поэтому Аспирин быстро бросил вниз гранату, и мы отнюдь не стали дожидаться, чтобы посмотреть, что из этого получится. Конечно, и в этот красивенький дом мы с Соболем соваться не стали. А вот остальные дома в деревне были нормальные. Ну, в том смысле, что какими они должны были стать после стольких лет: покосившиеся развалюхи с гнилыми крышами, обвалившимися кирпичами, заросшими напрочь бывшими огородами. Хотя все равно то там, то здесь попадались неожиданности — из осыпающейся штукатурки торчала блестящая, словно новенькая арматура, жизнерадостным рядком стояли глиняные горшочки, чистенькие, словно их только что протерли влажной тряпочкой. Улица, которая шла между домами, тоже на удивление не заросла бурьяном. Даже колеи были видны, от телеги, правда. А сама телега стояла в конце улицы. Тоже с таким видом, словно ее вот только загрузили новыми крынками, чтоб на базар свезти. Гончары здесь жили, что ли? Ничего такие горшки, красивые. Сейчас таких уже не делают. И тут я услышал голос. |
