Террорист — это безусловное зло, а я — зло, как ни крути, условное, и он ко мне питает что-то вроде
симпатии.
— Нет. Девочку мы постараемся освободить. Точнее, постараетесь освободить вы. Еще точнее — вы пойдете обратно и вернетесь с девочкой, —
приказала капитанша.
Вот тварь тупая, а.
— Ты дура, капитан? — спросил я устало. — Я же сказал: Излом требует обмен. Я вам предлагал проявить мужество и героизм. Вот лейтенант потом
напишет рапорт, куда надо, вас наградят. Посмертно.
— Я в вашу историю не верю, — заявила Заяц. Бернштейн опять закивал, тощий на сей раз не примкнул, он смотрел в сторону Пауля, который
завозился на куче тряпья. Усаживался по удобнее, с его-то габаритами… — Поэтому вы идите и возвращайтесь с ребенком. А потом вы отведете нас к
военным властям, где с вами разберутся по закону.
— Тут еще один их подельник бродит, — напомнил о Соболе бдительный тощий. — Не забудьте, капитан! А вообще лучше всего прикончить их и оставить
одного в качестве проводника. За это нас только похвалят.
— Я все помню, Анатолий. Не спешите.
Ага. Тощего зовут Анатолий. Толик — в жопе столик.
— Вы же не забываете, Константин, что здесь — трое ваших друзей? И если вы не вернетесь через двадцать минут, я подумаю, как их наказать.
Я прикинул, что у капитанши дома, наверное, полно кожаного белья с заклепками и шипами, а также плеток, кляпов и цепей. А наручники она на
работе тырит. Еще я подумал, что мне уже в третий раз назначен некий срок… Кстати, отпущенные мне Изломом полчаса тоже не резиновые.
Дурак ты, Упырь. Корыто, ногой… И как я раньше не сообразил?!
— Профессор, — нагло сказал я, глядя прямо в глаза капитанши. Вернее, в черное отверстие автоматного ствола, направленного мне в лицо. —
Профессор, выключайте к чертовой матери кофеварку.
— Какую кофеварку? — успела вскрикнуть забеспокоившаяся Заяц.
Петраков-Доброголовин понял меня моментально, на это я и надеялся, все же доктор наук, а не капитан милиции…
Щелчка кнопки на приборе я не слышал, но в следующее мгновение все вокруг пришло в хаотичное движение. Бюреры, соскучившиеся и проголодавшиеся
в своем узилище, с радостью взялись за дело.
Глава двадцать четвертая. Дело — табак
Изъеденный коррозией комбайн медленно ехал в сумерках по краю поля, угрожающе кренясь на колдобинах и нещадно скрежеща всеми своими
сочленениями. Фары освещали бегущих по обеим его сторонам слепых псов, облаивающих агротехнического монстра. Картина могла быть вполне идиллической
— хлебороб, собачки — если бы не вид этих самых собачек и дышащего на ладан комбайна.
Альтобелли смеялся, удерживая одной рукой огромный руль. Он не понимал, за счет чего двигается апокалиптический агрегат, в котором просто не
могло остаться ни капли солярки, ни крохи электричества в аккумуляторах… И без того рассчитанная на низкие скорости «Нива» ползла еле-еле из-за
спущенных протекторов, но и такая езда доставляла лейтенанту несказанное удовольствие, пусть даже кабину нещадно трясло и мотало. |