– Свяжите Козлова, – сказал майор. Связанный Козлов получил следующую инструкцию:

– Ты пошел относить банку на пусковую. На тебя напали сзади, связали. Потом отвели в дежурку, чтобы ты мог отвечать на звонки, если таковые будут. Тебе угрожали оружием, чтобы ты не докладывал о нападении на часть. Но звонков не было. На нападавших были маски, лиц ты не запомнил. Обо мне доложишь все, как было на самом деле. Понял?

– Так точно.

– Я ухожу.

– Господин майор...

– Вот именно, господин майор, а не пан майор. Я ухожу с русской армией. Обо мне не беспокойся.

– Вячеслав Аркадьевич... – простонал Козлов сквозь слезы.

Но мы уже уходили.

Я прихватил семь автоматов – на всех мужиков, включая Дока, когда тот появится. Но Борода взял и восьмой, для Светы. «Хороший подарок для бросившей тебя возлюбленной», – подумал я. Мы набили подсумки и карманы рожками. У остальных автоматов вынули затворы и разбросали среди камней, когда немного отошли от использованного дивизиона. Пятьдесят солдат вполне могли быть подключены к оцеплению, а нам и так могло прийтись несладко: две банды по двести человек были расквартированы как раз по обе стороны от нас. Лыбохорская – между Гребенивом и Тухлей, Ямновская – возле Яремчи.

Солнце еще не взошло, но посветлело, можно было идти. Нужно было идти. Хотя бы удалиться на безопасное расстояние от разгромленного дивизиона. Муха был плох, его несли Боцман и Артист. Они еле ползли, боясь оступиться и уронить раненого. Борода тоже сдал. Последнее время спали мы мало, потом подъем на Горганы, потом пуски ракет, и вот снова поход. Он шел спотыкаясь, то и дело опираясь на правую руку. Левую он держал на отлете, видно, болела она у него. Света бодрилась, но, кажется, и ей было нелегко. Пополнение в виде ракетного майора тоже сдавало. Пока шла боевая работа, он держался, а теперь алкоголь брал свое, майора качало, он брел, понуря голову, бормоча себе под нос что‑то несвязное.

Направлялись мы обратно, к Яремче. Нужно было подобраться поближе к дорогам – и для того, чтобы выбраться самим, и для того, чтобы не дать уйти эшелонам с бандитами. Но войско мое откровенно нуждалось в отдыхе. Еще час без привала, и Борода с майором убьются об эти чертовы камни, а Боцман с Артистом уронят Муху. Но нужно, нужно уходить!

Мы доплелись до гребня хребта. Противоположный склон был мало что сплошь из неустойчивых камней, так еще и крутой. Хорошо было бы спуститься, отойти на несколько километров в лес и тогда уж устроить привал. Но спуск не обещал быть легким, и перед ним стоило дать людям отдых. На каменной россыпи нельзя было разбить палатку, негде было найти топлива для костра, но отдыхать надо было здесь и сейчас. Я остановил группу и приказал есть и спать.

Но спокойно уснули только те, кто меньше всего нуждался в отдыхе. Артист с Боцманом соорудили себе из камней более‑менее удобные ложа и захрапели. Перед этим они устроили такое же ложе и для Мухи. Муха спал беспокойно, у него, кажется, был жар. Света ворочалась, Борода вообще не ложился, курил. Бывает такое состояние. Вроде бы устал – больше некуда, а спать не можешь от переизбытка впечатлений. Майор отрубился пьяным сном, его все‑таки разобрало. Я положил на отдых два часа.

– Борода, – сказал я, – все равно не спишь, подежурь час и разбуди меня. Может, к тому времени успокоишься и тебя сморит.

Через час, когда полумертвый от усталости Борода передал мне дежурство, проснулся и майор. Так тоже бывает: с одной стороны, водка валит с ног, а с другой – в то же самое время не дает нормально спать.