— На моем месте ты бы отказался от такого удовольствия? — спросил Уильям, его слова были пронизаны иронией.

   — Возможно, нет, — сказал Рэнд, — но это не делает тебе чести. Более того, я тебя предупреждаю. Тебе лучше быть осторожным, если ты думаешь извлечь выгоду из этого дела. Во-первых, Генрих, скорее всего, придержит Брэсфорд и его ренту для себя, чем вернет их тебе. Во-вторых, я отвечу перед королем, что случилось с мадемуазель д’Амбуаз, но не собираюсь быть повешенным. Когда это закончится, я узнаю, кто распространил отвратительную клевету об убийстве ребенка и призову подлеца к ответу.

   — Меньшего я и не ожидал, — сказал Мак-Коннелл, пожав плечами в доспехах.

   — Пока мы поняли друг друга. ,

   Мак-Коннелл взмахнул кулаком и ударил себя в грудь и отошел. Рэнд наблюдал за ним долгие мгновения, затем повернулся, чтобы посмотреть, как его невеста садится на коня у подставки для посадки на лошадь. Он мог бы помочь ей, но не доверял себе. Дотрагиваться до нее и сдерживать себя было выше его сил.

   Кто-то позаботился о том, чтобы он не смог осуществить свои желания. Он отвернулся, рот сложился в жесткую линию, когда он задумался о том, кто это мог быть. Да и почему.

   Они неслись верхом в ночь, цокая по темным тропинкам, задыхаясь от пыли, и только временами выглядывающая луна указывала им дорогу. Они мчались через деревни и отдаленные фермы. Лаяли собаки, и широко распахивались ставни, домовладельцы выглядывали наружу, но заметив королевское знамя в голове кавалькады, внезапно теряли интерес и захлопывали ставни.

   Наступил рассвет, а они все еще неслись во весь опор. Рэнд оглянулся назад, чтобы отыскать леди Изабель, около которой ее служанка тряслась на муле. Его невеста ехала с застывшим выражением лица, и накидка развевалась по бокам коня, но посадка в дамском седле была не такой прямой, как когда они выезжали. Посмотрев вперед, Рэнд пришпорил коня, чтобы присоединиться к капитану своей охраны. Он тихо высказал предложение.

   В следующем городе, где они остановились, чтобы сменить лошадей, был доставлен узкий паланкин, подвешенный между мулами. Рэнд сначала думал, что его дама откажется от того, чтобы ее несли, вместо того, чтобы ехать верхом, отвергнет роскошь его набитых перьями подушек, также его пеньковые занавески, которые защищали от ярких солнечных лучей. Однако благоразумие восторжествовало над гордостью, и она исчезла внутри.

   Путешествие с паланкином замедлило их продвижение, но было все же лучше, чем вынужденная остановка, если бы дама слегла от изнеможения. В конце концов, она только что совершила утомительную поездку только для того, чтобы развернуться и повторить тот же маршрут.

   Было время после полудня, когда Рэнд отстал, чтобы поравняться с паланкином. Игнорируя сложности этикета, спросил по-простецки:

   —• Леди Изабель, хотите марципан?

   Она была либо голодна, либо ей было скучно, и она хотела отвлечься, поскольку отдернула боковые занавески тотчас же. Опершись на локоть, она спросила:

   — У вас есть?

   Она выглядела почти сибариткой среди подушек паланкина: шнуровка ее корсажа была распущена, и ее волосы выбились из-под вуали. Внезапное стеснение в паху было такое сильное, что Рэнд не сразу смог опомниться и наклониться, чтобы передать небольшой мешочек, заполненный этими сладостями, которые он достал из своей седельной сумки. Наблюдая с грустной улыбкой, как она немедля развязала его и взяла одну штуку, покрашенную в розовый и зеленый, он не сразу смог заговорить:

   — Вам удобно здесь?

   — Чрезвычайно.