— Забота о вашем комфорте не доставляет никаких хлопот. В конце концов, это внезапное изменение планов — моя вина.

   Она проглотила один марципан, избегая его взгляда, опустила глаза в мешок, чтобы взять еще один.

   — Кажется, это любопытное дело. Вы обвиняетесь в ужасном преступлении, но вам разрешено ехать верхом так свободно, как вы пожелаете. Я думала увидеть вас в цепях.

   — Так бы и было, если бы я не дал клятву не пытаться сбежать, а подчиниться воле короля. Уильям любезно принял ее.

   — Как удобно.

   — Вы не спрашиваете, виновен ли я.

   — Вы бы мне сказали, если бы были? Если вы только собираетесь оспорить свою виновность, тогда какой смысл?

   Было сложно опровергнуть ее логику, хотя было бы приятно, если бы это ее как-то заботило. Видимо, ожидать этого было слишком. Он обнаружил, что если не смотреть прямо на нее какое-то время, то можно уделить внимание тому, что она говорит, а не тому, как она действует на него.

   — Что, если я не виновен? — спросил он через мгновение.

   — Тогда это прояснится, и все будет как раньше, да?

   Все его надежды и планы на будущее зависели от этого.

   — Как скажете.

   При этих словах она посмотрела вверх, как будто что-то в его голосе привлекло ее внимание.

   — Вы сомневаетесь в правосудии короля?

   Мотивы короля — вот в чем сомневался Рэнд, хотя было безрассудно говорить ей об этом. Это мнение могло стать оружием в ее руках, и он не имел ни малейшего представления, как она будет его использовать.

   — Все будет по воле Божьей.

   — Или по воле короля, — ответила она с сарказмом, — что, как предполагается, одно и то же, поскольку он обладает божественным правом. Что бы я хотела знать, так это почему мне не сказали об этом обвинении, даже не намекнули, что вы замешаны в таком преступлении.

   Его улыбка была мрачной.

   — На это легко дать ответ. Нет никакого преступления.

   — Тогда все это ошибка.

   Он наклонил голову, подумав о нежном и беспомощном младенце, которому он помог появиться на свет.

   — Я молюсь о том, чтобы так и оказалось.

   — Кто мог обвинить вас? У вас есть идеи?

   — Ни единой.

   — Но был ребенок?

   Рэнд не ответил. Он поклялся молчать. Он не нарушал клятвы.

   — Вскоре после того, как Генрих прибыл из Босворта в прошлом году, — заметила леди, не отрывая взгляда от его лица, — ходили слухи о француженке, которая высадилась с ним в Уэльсе и путешествовала в его обозе с багажом. Она никогда не появлялась при дворе официально, возможно, из-за его скорого обручения с Елизаветой Йоркской. Генрих не хотел, чтобы что-то помешало ему жениться на дочери Эдуарда IV, так как это обещало прибавить законности его притязаниям на трон... — Она нетерпеливо нахмурилась. — Не смотрите так встревоженно, никто не может нас услышать!

   — Не ваша прелестная шейка может пострадать, если Генрих будет недоволен, — сказал он с сухим упреком, — хотя может быть и она, если вы продолжите в этом ключе. То есть если вам как знатной женщине не предложат благородную казнь.

   Она проигнорировала последнюю остроту.

   — А как еще можно говорить? Я только говорю правду.

   — Правда — это то, что провозгласит король.