— Рэнд? — сказала она совершенно другим тоном, напряженным, хоть и мягким. Жар пронизывал ее насквозь, обжигая, как горячая, сладкая влага, которая струилась между ее бедрами. Она забыла думать, забыла даже дышать.

   — Что? — Он нащупал горшочек с малиной, не отрывая глаз от нее. Взяв его, он высыпал ягоды в маленькую V-образную ложбинку, где сходились ее ноги.

   — Я не понимаю... — начала она немного бессвязно.

   — Знаю, но неважно. Нужно сделать более важное дело. — Он снова нырнул в гроздь раздавленных и подсахаренных ягод, которая украшала ее мягкие кудряшки, и всосал результат в рот.

   — Ты имеешь в виду...

   Он тяжело вздохнул, как от долгих страданий, и повернулся к ее животу, перемещая свой вес, пока она не раскрыла ноги, чтобы он мог лечь между ними. Опершись на локти, он вздохнул снова, обдувая ее живот своим теплым дыханием в самый центр ее существа, и протянул:

   — Кажется, я должен пойти по ягоды снова.

   * * *

   Изабель проснулась, когда Рэнд покинул их постель на рассвете. Она наблюдала украдкой за тем, как он прошел по затемненной комнате, искупался в холодной воде, оделся без помощи Дэвида в одежду, которую сбросил прошлой ночью. Его синяки от турнира сходили, она увидела, когда он надевал свои рейтузы, что порез на его лбу почти зажил. Вчера он грозился снять швы острием ножа, отступив только тогда, когда она сказала, что у него останется больший шрам.

   Он потянулся за рубашкой, вывернув ее лицевой стороной наверх. Она смотрела на мышцы, которые перекатывались на его спине и вдоль боков, когда он надевал ее. Она почти чувствовала их под кончиками пальцев, между ног. Воспоминания о прошлой ночи проносились в ее мозгу, и медленный жар поднимался от ее кудряшек до линии волос. Неужели она делала те вещи, производила те звуки, молила в таком малодушном вожделении?

   Должно быть. Она чувствовала себя липкой от сахара, ягодного сока и других жидкостей, которые даже не запомнила. Она была невероятно уязвимой в различных местах из-за его пылкого внимания к ним. И она чувствовала, почти определенно, укол малинового семечка под одним бедром.

   Господи, неужели все любовники были такими нежными и ненасытными, требовательными и внимательными? Она так не думала. Мужья, насколько она знала, такими не были.

   От простой мысли о том, как он пробовал ее, наполнял ее, врывался в нее в ритме, который совпадал с тяжелым, быстрым стуком ее сердца, по ее коже пробежали мурашки. Она чуть не окликнула его, чуть не потянулась к нему.

   Она с усилием сдержалась. Она не должна цепляться. Желание, которое двигало им прошлой ночью, казалось, было забыто этим утром. Он не прикоснулся к ней, прежде чем выскользнуть из постели, не смотрел в ее сторону сейчас. Сосредоточенный на деле, которое гнало его из дому, он покинул комнату, не оглянувшись.

   Или, возможно, это было из-за предупредительности, потому что он хотел позволить ей отдохнуть сейчас, чтобы быть готовой, когда он возжелает ее в следующий раз, подумала она со вздохом. Это было приемлемо.

   Вместо того, чтобы снова заснуть, она сразу же встала. Быстро двигаясь, она перевернула простыни, чтобы скрыть пятна от ягод, а затем воспользовалась холодной водой, которую оставил Рэнд, чтобы смыть липкость с кожи. Когда это было сделано, она повернулась к своему сундуку, чтобы найти что-нибудь, что можно одеть. Она надеялась уйти из комнаты до того, как придет Гвинн с хлебом и разбавленным вином, до того, как ее служанка обнаружит свидетельства того, как она провела часть ночи. Не то чтобы она сильно беспокоилась о том, что подумает Гвинн, но она была не в настроении выслушивать ее ворчание.