Я перелезаю через ограду, огибаю дом, сажусь под ореховым деревом. Мои руки нащупывают в траве крепкие и сухие орехи. Я набиваю ими карманы. Назавтра я снова прихожу туда с мешком и собираю в него столько орехов, сколько могу унести. Увидев на кухне мешок орехов, Антония спрашивает:

– Откуда эти орехи? Я говорю:

– Из нашего сада.

– Из какого сада? У нас нет сада.

– Из сада того дома, где я жил раньше. Антония сажает меня к себе на колени:

– Как ты его нашел? Как же ты его вспомнил? Ведь тебе тогда было всего четыре года.

Я говорю:

– Теперь мне восемь. Скажите, Антония, что случилось? Скажите, где они? Что с ними стало? С Отцом, с Матерью, с Лукасом?

Антония плачет и крепко прижимает меня к себе:

– Я надеялась, что ты все забудешь. Я ничего тебе об этом не говорила, чтобы ты все это забыл.

Я говорю:

– Я ничего не забыл. Каждый вечер, когда я смотрю на небо, я думаю о них. Они на небе, правда? Они все умерли.

Антония говорит:

– Нет, не все. Только твой Отец. Да, твой Отец умер.

– А где моя Мама?

– В больнице.

– А мой брат Лукас?

– В Восстановительном Центре. В городе С, около границы.

– Что с ним случилось?

– Его задело пулей, рикошетом.

– Какой пулей?

Антония отталкивает меня, встает:

– Оставь меня, Клаусс, пожалуйста, оставь меня.

Она идет в комнату, ложится на кровать, продолжает всхлипывать. Сара тоже начинает плакать. Я беру ее на руки, сажусь на край кровати, где лежит Антония.

– Не плачьте, Антония. Скажите мне все. Лучше мне все знать. Я теперь достаточно большой, чтобы знать правду. Задавать себе вопросы – это еще хуже, чем все знать.

Антония берет Сару, укладывает ее рядом с собой и говорит мне:

– Ляг с другой стороны, пусть она уснет. Она не должна слышать то, что я тебе скажу.

Мы лежим на большой кровати, втроем, долго лежим и молчим. Антония гладит по волосам то Сару, то меня. Когда мы слышим ровное дыхание Сары, мы знаем, что она заснула. Антония начинает говорить, глядя в потолок. Она говорит о том, как моя Мать убила моего Отца. Я говорю:

– Я помню выстрелы и машины «скорой помощи». И Лукаса. Мама стреляла и в Лукаса?

– Нет, Лукаса ранило случайной пулей. Она попала ему около позвоночника. Он несколько месяцев был без сознания, и думали, что он останется калекой. Теперь есть надежда, что его полностью вылечат.

Я спрашиваю:

– Мама тоже в городе С., как Лукас? Антония говорит:

– Нет, она здесь, в нашем городе. В психиатрической больнице.

Я спрашиваю:

– Психиатрической? Что это значит? Она больная или она сумасшедшая?

Антония говорит:

– Безумие – это такая же болезнь, как другие.

– Можно мне ее увидеть?

– Я не знаю. Не надо этого делать. Это слишком грустно.

Я немного думаю, потом спрашиваю:

– Почему моя Мама стала сумасшедшей? Почему она убила моего Отца?

Антония говорит:

– Потому что твой Отец любил меня. Он любил нас с Сарой.

Я говорю:

– Сара еще не родилась. Значит, это из‑за вас. Все случилось из‑за вас. Если б не вы, в доме с зелеными ставнями продолжали бы счастливо жить даже во время войны, и даже после войны. Если б не вы, Отец бы не умер. Мать не стала бы сумасшедшей, брат не стал бы калекой, а я не был бы один.

Антония молчит. Я выхожу из комнаты.

* * *

Я иду на кухню, беру деньги, которые Антония приготовила на покупки.