Она гладит меня по голове. Я спрашиваю:
– Почему они все спят, а я нет? Она говорит:
– Так вышло. Так иногда бывает. Вся семья засыпает, а тот, кто не заснул, остается один.
– Я не хочу оставаться один. Я тоже хочу спать, как Лукас, как Мама, как Папа.
Она говорит:
– Кто‑то должен не спать и ждать их, чтобы заботиться о них, когда они вернутся, когда проснутся.
– А они проснутся?
– Некоторые – да. По крайней мере, надо надеяться.
Мы немного молчим. Она спрашивает:
– Ты не знаешь кого‑нибудь, кто пока мог бы о тебе позаботиться?
Я спрашиваю:
– Пока что?
– Пока не вернется кто‑нибудь из твоих.
Я говорю:
– Нет, никого не знаю. И я не хочу, чтобы обо мне заботились. Я хочу вернуться домой.
Она говорит:
– Ты не можешь в твоем возрасте жить один дома. Если у тебя никого нет, мне придется передать тебя в приют.
Я говорю:
– Мне все равно. Если мне нельзя жить дома, все равно куда меня отправят.
В кабинет входит женщина и говорит:
– Я пришла за мальчиком. Я могу взять его к себе. У него никого больше нет. Я знаю его семью.
Ответственная по делам несовершеннолетних говорит мне погулять в коридоре. В коридорах люди. Они сидят на скамейках и беседуют. Почти все одеты в халаты. Они говорят:
– Ужасно.
– Жаль, такая хорошая семья.
– Правильно она сделала.
– Мужчины, всё мужчины.
– Все эти девицы – просто позор.
– И все это именно сейчас, когда началась война.
– У людей полно других забот. Женщина, которая сказала «Я хочу взять мальчика к себе», выходит из кабинета. Она говорит мне:
– Ты можешь пойти со мной. Меня зовут Антония. А тебя? Ты Лукас или Клаусс?
Я даю руку Антонии:
– Я Клаусс.
Мы едем на автобусе, идем пешком. Мы входим в маленькую комнату, где стоит большая кровать и детская кроватка с сеткой.
Антония говорит мне:
– Правда, ты еще поместишься в этой кроватке?
Я говорю: – Да.
Я ложусь в детскую кроватку. Мне едва хватает места, у меня ноги касаются спинки. Антония говорит:
– Кроватка для моего будущего ребенка. Это будет твой брат или твоя сестра.
Я говорю:
– У меня уже есть брат. Я не хочу другого брата. И сестры тоже не хочу.
Антония ложится на большую кровать и говорит:
– Иди ко мне поближе.
Она берет мою руку, кладет ее себе на живот:
– Чувствуешь? Он шевелится. Скоро он будет снами.
Она притягивает меня к себе на кровати, баюкает меня:
– Только бы он был такой же красивый, как ты.
Потом она кладет меня назад в кроватку.
Каждый раз, когда Антония меня баюкала, я чувствовал, как двигается ребенок, я думал, что это Лукас. Я ошибался. Из живота Антонии вышла маленькая девочка.
Я сижу на кухне. Две старые женщины сказали мне не выходить из кухни. Я слышу крики Антонии. Я не двигаюсь. Две старые женщины время от времени приходят, греют воду и говорят мне:
– Сиди спокойно.
Потом одна из старух говорит:
– Можешь войти.
Я вхожу в спальню, Антония протягивает мне руку, целует меня, смеется:
– Это девочка. Смотри. Хорошенькая девочка, твоя сестра.
Я смотрю в кроватку. Там лежит что‑то фиолетовое и кричит. Я беру руку, считаю, глажу ее пальцы один за другим, у нее десять пальцев. Я засовываю ей в рот большой палец ее левой руки, она перестает плакать.
Антония улыбается мне:
– Мы назовем ее Сара. Тебе нравится это имя?
Я говорю:
– Да, имя не важно. |