Шум станков помогает мне писать. Он придает ритм моим фразам, пробуждает образы у меня в голове. Закончив набор газеты, поздно ночью, я набираю и печатаю свои собственные тексты, которые я подписываю псевдонимом «Клаусс Лукас» в память о своем умершем, или пропавшем, брате.
То, что мы печатаем в газете, полностью противоречит жизни. Каждый день мы по сто раз печатаем фразу: «Мы свободны», но на улицах мы всюду видим иностранных солдат, все знают, что у нас много политических заключенных, что поездки за границу запрещены, и даже внутри страны мы можем ездить не во все города. Я знаю это, потому что однажды я пытался съездить к Саре в маленький город К. Я доехал до соседнего города, там меня задержали и отправили назад в столицу, но сначала целую ночь допрашивали.
Мы сто раз в день печатаем: «Нас окружает счастье и изобилие», и сначала я думаю, что у других так оно и есть, что мы с Матерью бедствуем и мучаемся из‑за «этого», но Гаспар говорит мне, что мы совсем не исключение, что он сам с женой и тремя детьми живет все беднее.
Впрочем, когда я ранним утром иду с работы и навстречу мне идут другие люди, которым пора на свою работу, я нигде не вижу счастья, а тем более изобилия. Когда я спрашиваю, почему мы печатаем столько лжи, Гаспар отвечает:
– Только не задавай вопросов. Делай свое дело и ни о чем не думай.
Однажды утром возле типографии меня ждет Сара. Я прохожу мимо и не узнаю ее. Я оборачиваюсь, только услышав свое имя:
– Клаусс!
Мы смотрим друг на друга. Я усталый, грязный, небритый. Сара красивая, свежая, нарядно одетая. Теперь ей восемнадцать лет. Она заговаривает первой:
– Ты не поцелуешь меня, Клаусс? Я говорю:
– Извини меня, я в грязной одежде. Она целует меня в щеку. Я спрашиваю:
– Как ты узнала, что я здесь работаю?
– Я спросила у твоей Мамы.
– У Матери? Ты была у нас дома?
– Да, вчера вечером. Как только приехала. Ты уже ушел на работу.
Я вытаскиваю носовой платок, вытираю пот с лица:
– Ты ей сказала, кто ты такая?
– Я сказала ей, что мы были знакомы в детстве. Она спросила: «В приюте?», я сказала: «Нет, в школе».
– А Антония? Она знает, что ты к нам ходила?
– Нет, не знает. Я сказала ей, что иду записываться в университет.
– В шесть часов утра?
Сара смеется:
– Она еще спит. И потом это правда, что я иду в университет. Немного попозже. Мы успеем где‑нибудь выпить кофе.
Я говорю:
– Я хочу спать. Я устал. И мне нужно готовить завтрак для Матери.
Она говорит:
– Кажется, ты не рад меня видеть, Клаусс.
– Что ты говоришь, Сара! Как поживают твои Дедушка и Бабушка?
– Хорошо. Но они очень постарели. Мама хотела их тоже привезти сюда, но Дедушка не хочет уезжать из своего городка. Теперь мы могли бы видеться часто, если хочешь.
– На какой факультет ты записываешься?
– Я бы хотела изучать медицину. Теперь, когда я снова здесь, мы могли бы встречаться каждый день, Клаусс.
– Наверно, у тебя есть сестра или брат. Когда я в последний раз видел Антонию, она была беременна.
– Да, у меня две сестры и маленький брат. Но я хотела бы поговорить о нас, Клаусс.
Я спрашиваю:
– Кем работает твой отчим, если он может содержать столько людей?
– Он в руководстве партии. Но ты нарочно все время говоришь о другом?
– Да, нарочно. Говорить о нас с тобой не имеет никакого смысла. О нас говорить нечего.
Сара очень тихо говорит:
– Ты забыл, как мы любили друг друга? Я не забыла тебя, Клаусс. |