Изменить размер шрифта - +
А я один.

– Одному тоже надо уметь защищаться.

Мальчик смотрит на предметы, лежащие на столе:

– Я не хочу. Я никогда бы не смог кого‑нибудь ударить, кого‑нибудь ранить.

– Почему? Другие тебя бьют, ранят.

Мальчик смотрит Лукасу в глаза:

– Телесные раны, которые я получаю, не имеют значения. Но если бы мне пришлось кому‑нибудь их нанести, это стало бы для меня раной иного рода, которую я не смог бы вынести.

Лукас спрашивает:

– Хочешь, я поговорю с твоим учителем?

Мальчик говорит:

– Ни за что! Я запрещаю тебе это! Никогда этого не делай, Лукас! Разве я жалуюсь? Разве я прошу тебя помочь? Дать мне оружие?

Он сбрасывает со стола носок, камень и бритву:

– Я сильнее их всех. Я храбрее и, главное, умнее. Это единственное, что имеет значение.

Лукас выбрасывает камень и набитый песком носок в помойку. Он складывает бритву и прячет ее в карман:

– Я еще ношу ее с собой, но никогда ею не пользуюсь.

Когда мальчик лежит в постели, Лукас входит к нему в комнату, садится на край кровати:

– Я больше не буду вмешиваться в твои дела, Матиас. Я больше не буду задавать тебе вопросы. Когда ты захочешь уйти из школы, ты скажешь мне, правда?

Мальчик говорит:

– Я никогда не уйду из школы.

Лукас спрашивает:

– Скажи мне, Матиас, иногда по вечерам, когда ты один, ты плачешь?

Мальчик говорит:

– Я привык быть один. Я никогда не плачу, ты же знаешь.

– Да, знаю. Но ты и никогда не смеешься. Когда ты был маленьким, ты все время смеялся.

– Это, наверно, было до смерти Ясмины.

– Что ты говоришь, Матиас? Ясмина не умерла.

– Нет. Она умерла. Я давно это знаю. Иначе она бы уже вернулась.

Они молчат, потом Лукас говорит:

– Даже после отъезда Ясмины ты еще смеялся, Матиас.

Мальчик смотрит в потолок:

– Да, может быть. До того, как мы покинули Бабушкин дом. Не надо было уезжать из Бабушкиного дома.

Лукас берет лицо мальчика в свои ладони:

– Наверно, ты прав. Наверно, нам не надо было уезжать из Бабушкиного дома.

Мальчик закрывает глаза, Лукас целует его в лоб:

– Спи хорошо, Матиас. А если тебе станет слишком тяжело, слишком грустно, и если ты не хочешь ни с кем об этом говорить, пиши. Это поможет тебе.

Мальчик отвечает:

– Я уже написал. Я обо всем написал. Обо всем, что со мной случилось с тех пор, как мы здесь живем. О моих страшных снах, о школе, обо всем. У меня тоже есть своя толстая тетрадь, как у тебя. У тебя их несколько, а у меня только одна, она еще тоненькая. Никогда я не позволю тебе ее прочесть. Ты запретил мне читать твои тетради, я запрещаю тебе читать мою тетрадь.

В десять часов утра в магазин входит пожилой бородатый мужчина. Лукас уже видел его. Это один из лучших его покупателей. Лукас встает и с улыбкой спрашивает его:

– Что вам угодно, сударь?

– У меня есть все, что нужно, спасибо. Я пришел поговорить с вами о Матиасе. Я его школьный учитель. Я отправил вам несколько писем с просьбой зайти ко мне.

Лукас говорит:

– Я не получал ни одного письма.

– Однако под ними стоит ваша подпись.

Учитель достает из кармана три конверта и протягивает их Лукасу:

– Ведь это ваша подпись?

Лукас рассматривает письма:

– И да, и нет. Это очень ловко подделанная моя подпись.

Учитель улыбается и берет письма назад:

– В конце концов я так и подумал. Матиас не хочет, чтобы я с вами говорил. Поэтому я решил зайти во время уроков. Я попросил ученика постарше посмотреть за моим классом, пока меня нет.

Быстрый переход