Караван остановился на краю базара позади веселящейся толпы.

– Нам, вероятно, придется здесь подождать, пока закончится игра, обратился Вильмовский к Пандиту Давасарману. – Где вы думаете разыскать Смугу?

– Об этом мы узнаем от английского резидента, но раньше надо разместить в караван‑сарае наших людей. Все они до крайности измучены, – ответил переводчик.

– А отсюда далеко до караван‑сарая?

– Он находится в конце улицы.

– Матч может продолжаться еще довольно долго, – опечалился Вильмовский. – Нам не удастся теперь проехать...

– Почему, сагиб? – улыбнулся переводчик. – Едем!

Он пришпорил коня, а за ним тронулся весь караван. Конь Пандита Давасармана врезался в толпу зрителей, стоявших спиной к воротам. Кто‑то из них возмущенно крикнул, и несколько рук потянулось к поводьям лошади, как вдруг всякие протесты затихли – ладакхи увидели белых сагибов; они сразу же расступились, чтобы пропустить караван. Мужчины угодливо кланялись.

– Поглядите‑ка, какие здесь вежливые люди, – одобрительно сказал боцман, когда караван выехал на свободное пространство. – Это что, местный обычай – кланяться низко всем приезжим?

– Обмен приветствиями, даже с посторонними людьми, – это один из здешних обычаев, но англичане научили ладакхов и других жителей Азии особому уважению к белой расе. Ты недооцениваешь, благородный сагиб, тех привилегий, которые тебе дает цвет кожи, – с иронией ответил Пандит Давасарман.

Наивный моряк не почувствовал насмешки в его словах, поэтому одобрительно кивнул головой и сказал:

– Это хорошо, что англичане ввели здесь вежливость и хорошие обычаи.

– Это было совсем не трудно. Бей, сагиб, так, как они, людей шомполами, если те не слишком быстро уступают тебе дорогу, и ты сделаешь такое же «доброе» дело.

– Вы надо мною смеетесь? – изумился боцман.

– Нет, не смеюсь, а объясняю методы английской школы вежливости, которые отлично знаю.

– Значит, эти несчастные люди приняли нас за англичан?

– Конечно, в противном случае они тоже были бы вежливы, но не проявили униженности, вызванной боязнью белых колонизаторов.

– Тьфу, сто бочек вонючего жира! Я вижу, что туземцы правы, если не очень любят англичан. Ты слышал, Томек?

– Слышал, боцман. У меня сразу же создалось впечатление, что нас принимают за англичан.

Путешественники въехали во двор караван‑сарая. Удаджалак занялся хозяйственными делами. Он наблюдал за разгрузкой лошадей, поставил их в конюшню и уплатил условленное вознаграждение людям, нанятым в Гандарбале. Путешественники умылись, переоделись во все чистое, наскоро поели, и, не мешкая, отправились в резиденцию английского чиновника. Резидент жил вблизи рыночной площади в обширном, удобном доме, окруженном небольшим парком.

Индийский служитель ввел их в приемную. Через несколько минут появился высокий, загорелый мужчина. Дружески кивнув головой Пандиту Давасарману, он подал ему руку.

– А вы, вероятно, гости, о которых меня предупреждал господин Смуга? – спросил резидент, обращаясь к путешественникам.