Как Вспомню Марию Емельяновну из нашего колхозного детского сада, так сразу даю себе слово, что тоже стану воспитательницей. Она мне вместо матери была... И врачом мне хочется быть. Хорошо б, если бы человек мог за свою жизнь разным профессиям обучаться. А то выучится на инженера и всю жизнь одним и тем же занимается. Я разные-преразные работы перепробовала бы тогда. Интересно.
— При коммунизме так и будет, — авторитетно заявил Топорок. — Я лекцию про коммунизм слушал. И там об этом лектор говорил.
— При коммунизме, поди, и на самолетах без билетов летать будут? — заметил Лопушок.
— Конечно, — согласился Топорок.
...На реке раздался сильный всплеск.
— Ух, ты! — поразился Лопушок. — Вот это рыбина! Кило на пять.
— А ты откуда знаешь? — Лариса усмехнулась недоверчиво.
— Не меньше. По бухтению определяю. Это жерех балуется... Ужин-то варить будем?
— Конечно. — Лариса засмеялась. — Очередь-то, Лопушок, сегодня твоя.
— А я чего? Я не отказываюсь. Я бы еще двадцать дней подряд варил, жарил, только бы вместе нам быть. Не хочется, чтобы артель наша распалась. Привык я к вам, — признался Ваня. И вдруг тихо добавил: — Ребя, давайте всегда дружбу водить.
...Закат принес с собою прохладу и множество ярких, чистых красок. Ожили травы, луговые цветы, ожили кустарники, деревья, ожили дали и облака. Очнулась от знойного дурмана река. Закат окрасил реку и берега своими волшебными полутонами... Заиграли рыбы... Проснулись запахи... На землю спустилась мягкая тишина.
Лопушок и Лариса хлопотали возле костра. Топорок пошел к реке. Он сказал, что идет проверить донки, но не рыба его интересовала, нет. Федя спустился к реке, сел возле самой воды и стал сочинять стихи.
Топорок смотрел на реку, на берега, на дали и слышал почему-то музыку. И эта музыка была, как и краски окрест, — чистая, нежная, светлая... Музыка-то и рождала слова, слова необыкновенные, которые становились стихами.
Он писал о солнце, которое тонуло и остужалось в реке, о багровых гаснущих облаках, о тишине, о запахе дыма от костра, возле которого сидят его чудесные друзья — Лопушок и Лариса. И еще о том, что ему не хочется с ними расставаться.
Стихи рождались легко. Федя так увлекся, что не заметил, как к нему подошла Лариса. А она подошла, не таясь и ожидая, что Топорок оглянется, услышав ее шаги. Какой там! Федя строчил и строчил.
Сначала Лариса не поняла, чем это он так увлечен. Заглянув машинально в тетрадь, она все поняла. Девочка удивленно вскинула брови и тихонько отошла от юного поэта.
— Позвала Топорка? — спросил ее Ваня, когда она одна возвратилась к костру.
— Я его не нашла, — ответила Лариса и отвернулась.
— Не нашла? — поразился Лопушок. — Чудно! Куда же он мог деться? Сейчас я его покликаю... Федяяяя!
Когда Топорок отозвался, Лопушок подозрительно поглядел на Ларису и пожал плечами.
— Как же ты его не нашла-то? Он ведь почти рядышком.
— Значит, я его не там искала, — невозмутимо ответила Лариса.
Поужинали уже затемно. Обычно они тут же после ужина засыпали как убитые. А сегодня ни у кого сна не было.
— Давайте всю ночь сегодня просидим у костра, — предложила Лариса.
— Это можно, — бойко согласился Лопушок.
— Я согласен, — сказал и Федя...
Сейчас не верилось, что днем стояла жара. Темнота вокруг была сырая и холодная, но веселый костер спасал ребят от этой холодной и сырой темноты. Она отступила от огня на почтительное расстояние и ждала, когда огонь уснет, чтобы снова захватить пространство, отвоеванное у нее пламенем.
Лариса и Лопушок слушали Топорка, который рассказывал историю про дельфинов. |