— Да, вижу, — ответила та неуверенным и немного испуганным голосом.

— Что там? Что вы видите? — спросила третья.

— Что вы видите? — спросила четвертая.

— Что вы видите?

Всех охватило внезапно чувство любопытства и испуга. Они стали глядеть на дверь. Ребенок продолжал плакать. Мать встала и тоже устремила свои расширенные неподвижные глаза на дверь, окутанную таинственным мраком сумерек. Собака лаяла в оливковой роще.

— Что там такое? — спросил Джиорджио громким голосом, делая над собой усилия, чтобы не дать волю своему взволнованному воображению. — Что вы там видите?

Ни у одной из женщин не хватило мужества ответить, но все видели во мраке что-то блестящее.

Тогда Джиорджио приблизился к двери.

Когда он переступил порог, духота от печи и отвратительный запах заставили его затаить дыхание. Он повернулся и вышел.

— Это коса, — сказал он.

Это была коса, висевшая на стене.

— Ах, коса!

И опять раздались восклицания.

— Либерата, Либерата!

— Да ты с ума сошла!

— Она потеряла рассудок.

— Наступает ночь. Мы уходим.

— Он перестал плакать.

— Бедное создание! Он спит?

— Он перестал плакать.

— Внеси теперь люльку в комнату. Становится сыро. Мы поможем тебе, Либерата.

— Бедное создание! Он спит?

— Он похож на мертвого. Он больше не шевелится.

— Внеси люльку в комнату. Ты разве не слышишь, что мы говорим тебе, Либерата?

— Она сошла с ума.

— Где у тебя свечка? Сейчас вернется Джузеппе. У тебя разве нет свечи? Вот сейчас вернется Джузеппе с работы.

— Она сошла с ума. Она не говорит ни слова.

— Мы уходим. Прощайте.

— Бедное измученное существо! Оно спит?

— Спит, спит… Оно больше не мучается.

— Господь наш Иисус Христос, спаси его!

— Благослови нас, Господи!

— Пойдемте, пойдемте. Спокойной ночи.

— Прощайте!

— Прощайте!

3

Собака не ереставала лаять в оливковой роще, когда Ипполита и Джиорджио шли по тропинке к дому Кандии. Узнав их, собака замолчала и, весело прыгая, подбежала к ним.

— О, да это Джиардино! — воскликнула Ипполита, наклоняясь погладить бедное худое животное, к которому она успела уже привязаться. — Он звал нас. Уже поздно…

Луна медленно поднималась на тихом небе, предшествуемая волной света, постепенно заливавшей небесную лазурь. Все звуки затихали под ее мирным светом, и внезапное прекращение всякого шума произвело на Джиорджио, объятого невыразимой тоской, впечатление чего-то необычайного, почти сверхъестественного.

— Остановись-ка на минуту, — сказал он, удерживая Ипполиту.

Он стал прислушиваться.

— Что ты слышишь?

— Мне казалось…

И они оба оглянулись в сторону дома, скрытого за оливковой рощей.

Но тишина нарушалась только ровным и тихим плеском моря в маленькой бухте, у подножия холма. Кузнечик прорезал воздух над их головой с таким шумом, точно алмазом резали стеклянную пластинку.

— Как ты думаешь, не умер ли ребенок? — спросил Джиорджио, не скрывая своего волнения. — Он перестал плакать.

— Правда, — сказала Ипполита. — Ты думаешь, что он уже умер?

Джиорджио ничего не ответил, и они пошли дальше по серебристой оливковой роще.