Губы мотоциклиста были плотно сжаты — он не был размазней, это точно, но отчего-то казалось, что губы его мягкие на ощупь. Губы, которые словно созданы для поцелуев. Все это Стефани подметила, пока он стоял у стойки с таким видом, словно вообще не собирался от нее отходить.
— Я бы хотел снять немного наличности. — Он протянул ярко-голубую платежную карточку.
— Вы могли бы воспользоваться банкоматом вон там, — указала Стефани в нужную сторону.
— Я знаю. По правде говоря, мне нравится персональное обслуживание. — Он произнес последние два слова так, что у Стефани пробежала по телу приятная дрожь. Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Эти кофейные глаза манили ее еще сильнее, чем тогда. В них было что-то неукротимое, необузданное, такое, к чему ее всегда тянуло. Он нарочито медленно опустил взгляд, уставившись на ее грудь. — Стефани, — прочитал он ее имя на золотистой карточке, приколотой к блузке. В его устах ее имя звучало как проявление нежности.
Стефани судорожно втянула носом воздух.
— Хорошо. Мне нужен любой документ, удостоверяющий вашу личность.
— Когда я пользуюсь банкоматом, от меня не требуют документ.
— Это так. Потому что у вас есть пин-код. Если же вы хотите получить деньги у кассира, вы должны предъявить удостоверение личности с фотографией.
Парень колебался, и Стефани уже решила, что сейчас он развернется и уйдет, но тут он полез в карман, вытащил черный кожаный бумажник и открыл его. Ее окатила жаркая волна, за которой немедленно последовала волна ледяная.
— Вы коп? — спросила она, едва дыша.
— Да, мэм. Я — коп.
Стефани вспоминала, как он следил за ней тогда в магазине, как дразнил ее, не спуская с нее глаз, как шел за ней, зная, что она положила те часы себе в сумочку. Она была так уверена в себе, чувствовала себя такой крутой. Что, если бы она вышла из магазина с часами? Она бы тогда все испортила. Все.
Стефани дала ему подписать бланк и увидела, что руки ее дрожат.
— Что вы здесь делаете? — еле слышно прошептала она.
— Снимаю немного наличности.
— Нет, я имею в виду в этом банке. — Она облизнула пересохшие губы… — Я имею в виду… Я никогда не видела вас здесь раньше.
— Скажем так: я присматриваю за этим местом. Когда готовится ограбление, лишняя осторожность не повредит.
Губы ее стали как резина. Нет, еще тверже и непослушнее. Как пластик. Стефани попыталась улыбнуться, но улыбка вышла ужасно фальшивой.
Она принялась отсчитывать деньги и сбилась со счета, чего с ней никогда раньше не случалось. Пришлось начать сначала. Когда она протянула ему деньги, он сунул пачку купюр в свой потертый черный кожаный бумажник.
— Спасибо, — сказал он. — Увидимся. — И посмотрел на нее, как ей показалось, с угрозой, словно хотел сказать ей взглядом, что будет кружить над ней как коршун до тех пор, пока она не сорвется и не совершит преступление.
К тому времени, когда наступил обеденный перерыв, Стефани была готова схватить сумку и мчаться со всех ног к ближайшему автовокзалу, чтобы бежать прочь из города. Ей было даже все равно куда. Она бы села в первый попавшийся автобус и ехала бы на нем до самого конца маршрута, где бы тот маршрут ни кончался. В животе снова начался знакомый жгучий зуд, кожа горела, и ее стянуло так, словно она вдруг оказалась мала для тела.
А если он сообщит о том, что видел, руководству банка? О Господи… Он был полицейским. Копом. Рафаэль Эскобар. Она прочла это имя на полицейском значке, и номер его значка отпечатался в ее памяти. С ней так бывало — стоило закрыть глаза, и на обратной стороне век словно отпечатывался негатив. |