Он сел на своего конька – завел речь о моих успехах в школе, о том, что уже скоро мне предстоит поступить в Гарвардскую школу бизнеса и как мне там будет просто учиться. Он даже пытался сказать что‑то хорошее о Терезе, потому что знал, что я... что она мне нравится. До того дня ни одного доброго слова о ней он не сказал. Не одобрял ее приездов, хотя она и была‑то у нас в поместье всего два раза, бубнил, что глупо влюбляться и жениться в шестнадцать лет. Да я и слова‑то «женитьба» никогда не произносил, я даже Терезе ничего такого не предлагал, она бы подняла меня на смех!..
Короче, в какой‑то миг я больше не мог всего этого слышать, не мог вынести этой фальши во всем – с начала до конца!
Том собирался его прервать, но Фрэнка было не остановить.
– Оба раза, когда Тереза приезжала, – горячо говорил он, – отец был с ней не очень‑то вежлив, косился на нее неодобрительно, может, оттого, что видит... видел, что она очень хорошенькая и многим нравится. Глядя на него, можно было подумать, что я ее на улице подобрал! А Тереза – очень вежливая, очень воспитанная, и ей это сразу не понравилось, и ясно, она не собиралась снова появляться у нас, она этого прямо не сказала, но я понял.
– По отношению к тебе это было жестоко с его стороны.
– Да уж, – отозвался Фрэнк. Судя по всему, он не знал, как продолжить свой рассказ.
Том, конечно, мог бы спросить, почему ему не пришло в голову встречаться у Терезы или прокатиться разок‑другой в Нью‑Йорк, но Тому не хотелось, чтобы Фрэнк отвлекся от основной темы.
– Кто в тот день находился в доме, кроме зкономки Сьюзи? – спросил он.
– Мама и брат. Мы играли в крокет, потом Джонни прекратил игру, у него было свидание с девушкой, ее семья живет... Ну, это неважно. Когда Джонни садился в машину, отец был на террасе перед домом, и они попрощались. Помню у Джонни в руках был огромный букет роз из нашего сада, и я еще подумал, что если бы не отношение отца к Терезе, то и мы с ней вот так же могли поехать куда‑нибудь вместе. Правда, мне отец еще не разрешает водить машину, но я умею, Джонни научил меня, мы тренировались в дюнах на побережье. Отец вечно брюзжал, что я попаду в катастрофу и разобьюсь, но в Техасе и Луизиане парням и в пятнадцать уже спокойно позволяют сидеть за рулем.
– Ну хорошо. Что же было после того, как Джонни уехал? Как я понял, вы с отцом разговаривали?
– Нет. Он говорил, я только слушал. Это было в библиотеке, и мне все время хотелось как можно скорее сбежать от него, а он вдруг говорит: «Идем со мной, посмотришь, как солнце садится, это тебе пойдет на пользу». На душе у меня было скверно, и я изо всех сил старался это скрыть. Наверное, мне следовало отказаться и уйти к себе, но я этого не сделал. А потом пришла Сьюзи, она не злая, но уже начала впадать в детство, и мне с ней не по себе. Она пришла и стала следить за тем, чтобы отец благополучно съехал с задней террасы в сад – там вместо ступенек специальный пандус устроен. Она могла бы и не трудиться, отец прекрасно справлялся с этим сам. Потом она ушла в дом, а мы двинулись по широкой, мощенной камнем аллее к лесу и скале. Едва мы там оказались, отец принялся за меня снова. Это продолжалось, наверное, минут пять, а потом я просто больше не в состоянии был все это слушать.
Фрэнк низко опустил голову, и его правая рука сжалась в кулак.
Том нервно сморгнул, он не мог выдержать взгляда устремленных прямо на него мальчишеских глаз.
– Там какая скала – отвесная?
– Довольно крутая, но не до самой воды. Достаточно крутая, чтобы разбиться, если... если упадешь. Там повсюду камни внизу.
– Деревьев много? – спросил Том. Ему важно было выяснить, мог ли кто‑нибудь быть свидетелем происшествия. – Лодки, суда какие‑то видел?
– Лодок не было, там и пристать негде, а деревья – их полно. |