|
Том подумал о себе. Он на минуту попытался представить свою жизнь в Бель‑Омбр без Элоизы: никого, кроме мадам Аннет, никого, с кем можно поболтать, никого, кто будет включать музыку, неожиданно перескакивая с клавесинного концерта на рок. Несмотря на то, что Том тщательно скрывал от Элоизы большую и, в случае если ее обнаружат, чреватую серьезными неприятностями часть своей деятельности, жена стала неотъемлемой частицей его самого. Они не часто занимались любовью, далеко не каждый раз, когда Том проводил с ней ночь, но когда это бывало, то Элоиза умела быть и нежной, и страстной. То, что это случалось довольно редко, видимо, ее нисколько не раздражало. Для женщины ее возраста – ей было всего двадцать семь (или уже двадцать восемь?) – это было довольно необычно, но его самого вполне устраивало. Том не смог бы терпеть возле себя женщину, сексуальные аппетиты которой требовалось удовлетворять несколько раз в неделю, такое, скорее всего, отбило бы у него всякую охоту заниматься любовью, причем, возможно, навсегда...
Том набрался храбрости и, стараясь, чтобы его вопрос не прозвучал слишком оскорбительно, проговорил: – Скажи‑ка, дружок, между тобой и Терезой что‑то было? Фрэнк поднял на него глаза и быстро улыбнулся какой‑то дрожащей улыбкой: – Один раз. И это было прекрасно. Может, даже чересчур прекрасно. Том тактично молчал. – Вы единственный, кому я об этом могу рассказать, – еле слышно продолжал Фрэнк. – У меня, можно сказать, ничего не получилось. Наверное, потому что я очень ее хотел. Она – тоже, но по‑настоящему у нас ничего не вышло. Это было у нее дома, в Нью‑Йорке. Все ушли, мы заперлись, и... и она смеялась. – Фрэнк произнес это без тени обиды, словно сообщал о чем‑то естественном. – Над тобой? – спросил Том нарочито безразличным тоном и стал закуривать. – Надо мной? Может быть. Я не знаю. Я готов был сквозь землю провалиться, так мне было стыдно. Я не смог кончить – представляете? Том вполне мог себе представить эту ситуацию. – Может, она смеялась не над тобой, а вместе с тобой? – Я действительно попытался обратить все в шутку. Вы только никому об этом не рассказывайте, ладно? – Что ты! Да и кому? – В школе все парни хвастают своими победами Уверен, что большинство просто врет. Взять хотя бы Пита. Он на год старше, и мы с ним друзья, но я знаю, что насчет девушек он точно привирает. Наверное, все легко получается, если ты не больно‑то влюблен. Думай только о своем удовольствии – и вперед! Но я‑то был влюблен долго – целых семь месяцев, с того дня, как ее увидел. Том уже подумывал, не спросить ли Фрэнка насчет того, спит ли Тереза с кем‑нибудь другим, но тут шум и гам зала перекрыл мощный вступительный аккорд, разнесшийся из микрофона, установленного в противоположном конце зала. Том однажды уже наблюдал это шоу. Стену осветили прожектора, и под громыхающую увертюру к «Вольному стрелку»[5], исполняемую за сценой на старом граммофоне, от стены отделилась и выдвинулась вперед диорама с силуэтами жутковатых сельских домиков, с совой на верхушке дерева и луной на небе. Там сверкнула молния, и «настоящий» дождь в виде капель воды косо полоснул откуда‑то справа Прогромыхало что‑то, отдаленно напоминавшее гром. Эффект, видимо, достигался благодаря тому, что некто за сценой бил по куску железа. Чтобы лучше видеть, некоторые стали вставать из‑за столиков. – Полное идиотство! – Фрэнк вдруг развеселился. – Пошли поглядим! – Сходи один, – ответил Том. Он остался на месте, издали лучше было видно, не следит ли кто‑нибудь за Фрэнком. В синем блейзере Тома и в коричневых брюках, которые стали ему немного коротки (видимо, со дня побега он уже успел чуть‑чуть вырасти), Фрэнк, уперев руки в бока, рассматривал оживший ночной пейзаж, не вызывая ни с чьей стороны ни малейшего интереса. |
