Ночью никто не спал. Настроение было взвинченно‑веселое. Травили анекдоты, пели. Знали: те, кто завтра останется живой, получит все гражданские права для себя, семьи и еще двух человек по своему выбору. На эту тему почему‑то было особенно много смеха. А ведь после всего, подумал Забелин, Хармони уже не удастся удержать… Независимо от исхода боя, исхода войны – тесто поперло. Уже не загнать обратно. Он не знал, хорошо это или плохо…

Внизу по дороге рванули вперед два танка – прямо на батарею капитана Губернаторова. Пушки стояли за земляным валом, старые четырехдюймовые гладкоствольные. Ничто они были против танков. Так, приманка…

Справа и слева от дороги сидели в замаскированных окопах добровольцы с безоткатными орудиями. На испытаниях кумулятивные снаряды прошивали сорокасантиметровую стальную плиту…

– Они подожгли Павлика и Кольку!

– Что?!

– Они подожгли Павлика и Кольку! У них ПТО! Ты слышишь? У них ПТО!

– Этого не может быть!

– Я же видел сам! Били в борта! Они пробивают броню!

– Понял… Седьмой, девятый! Вперед, к третьему и шестому – но близко не подходить, обработать все по сторонам дорог – осколочными! Четвертый и пятый – выйти из боя, пополнить боекомплект. Как поняли?

– Есть пополнить…

Откуда у них ПТО? И – кипятком: Марин! Значит, и он здесь… И – может быть убит нами, последний мостик, последняя надежда…

Плохо, что мы опять играем не в свою игру. Нас раздразнили тем ударом. Не делаем ли мы то, чего от нас почему‑то хотят?..

Не могу думать.

Зверь. Просто бросаюсь.

Но все, что остается – вперед и еще раз вперед. Равнина и путь на юг. Там у нас будет преимущество не только в огне, но и в подвижности. Здесь слишком тесно, здесь мы уязвимы. Да, надо вырваться – и сразу посылать парламентеров.

Плохой участок – почти полкилометра: узкая долина иссохшей речушки. Но если пробиться здесь – дальше будет почти легко. Поднять вертолет и обработать сверху…

– Не жалеют снарядов… – сказал Денисов.

Четыре танка издалека и не слишком торопливо расстреливали из пушек позиции добровольцев. Не верилось, что там кто‑то мог остаться живой.

– Сейчас пойдут. Сейчас обязательно пойдут…

Но прошло три четверти часа, прежде чем передние танки качнулись и понеслись вперед, по дороге, ведущей к выходу на равнину.

– Эти остаются прикрывать… молодцы…

Вертолет несколько раз прошел над тесным участком, поливая из пулеметов кусты и камни.

За танками ушли пять БМД. Остальные окружили грузовики и цистерны – и двинулись следом.

Тянулось молчание.

– Чего ждешь, майор? – хрипло сказал Денисов. – Уйдут…

– Нет, – покачал головой Алик. – Они уже мои.

Они мои, содрогнувшись, подумал он. Они все мои. На всю оставшуюся жизнь… может быть, на пять минут, а может быть… Это пылало в каком‑то далеком уголке сознания, а все остальное было как из сырого тяжелого дерева. Так было когда‑то перед экзаменом по истории – решался вопрос, остаться ли ему в школе или отправляться в техникум. Так было, когда он наконец узнал правду про Транквилиум… пришлось быстро принимать решения, а сознание было именно таким: деревянным.