– Борис Иванович, а кто это вам делегировал право говорить от имени Советского Народа? Кроме того, если вы Народ, то мы тогда кто? – Коммуняка явно не собирался сдаваться.

– Это демагогия, – твердо заявил Борис, – я, как часть народа, пострадал от ваших действий. А вы, приняв свой Кодекс, фактически себя от народа отделили.

– В Конституции это все же изложено иначе, я, например, такой же гражданин страны, как и все прочие. Как образованный человек вы должны понимать, что с юридической точки зрения ваши претензии не стоят выеденного яйца, да и вообще смешны.

– А кто вам сказал, что я не понимаю? – Борис довольно хмыкнул. – Но это вовсе не помешает мне и моим друзьям, устроить в сети пусть и небольшой, но веселый такой скандальчик на эту тему, хоть немного, но подпортив вам реноме. Впрочем, такого хода событий можно избежать, если все же отыскать для меня работу в городе.

– Вы меня случайно не шантажировать собрались? – глаза у коммуняки стали жесткими.

– Да ни в коем разе! – замахал руками Борис. Недельное исследование полностью подтвердило слова отца. Ничего ему эта сволочь не сделает. А раз безопасно, то почему бы не повеселиться? – Я только хочу восстановить попранную справедливость, то есть, как уже говорил, получить работу в Ленинграде.

– С работой в Ленинграде я помочь могу, – заметил собеседник, – для хорошего человека ничего не жалко. Могу по знакомству устроить вас истопником в котельную. Такая работа очень популярна, например, среди оставшихся не у дел служителей Мельпомены. Они утверждают, что это нечто вроде «внутренней эмиграции», в знак протеста против существующей системы, так сказать. Правда, непонятно почему предпочитают именно внутреннюю, границы-то открыты.

– Поиздевайся еще, гад краснопузый, – зло подумал Борис, – границы, видите ли, у них открыты. Давно бы сдернул из вашего гадюшника, если бы было куда. Вот только нигде меня не ждут. Ну почему мне не повезло родиться в Рейхе в немецкой арийской семье? Жил бы сейчас как белый человек! А так мне у них с другими гастарбайтерами и за место истопника бороться придется. Это ведь не туристом ездить. За океаном в Америке уровень жизни даже хуже чем у нас, да еще тотальная шпиономания, осложненная застарелой русофобией. А у узкоглазых макак эмигрантов вообще за людей не считают. Если бы еще с какими-нибудь секретными сведениями сбежать, чтобы там продать за хорошую сумму, так проклятые коммуняки со своей политикой открытой информации мне даже такой возможности не оставили.

– Этот вариант меня не устраивает, – сообщил Борис уже вслух, – вы вообще имеете представление о том, что такое «любимая работа»? Любимая работа – это такая работа, которую человек делает с радостью, от которой он получает удовольствие. Любая другая работа для человека просто противоестественна. Ведь вы же коммунизм строить собрались, а при коммунизме вся работа будет делаться только с удовольствием.

– Кто это вам такое сказал? – с усмешкой поинтересовался коммуняка.

– Основоположники.

– Что-то не припомню такого. Маркс говорил, что при коммунизме «труд станет первой потребностью жизни», но про то, что он обязательно должен еще и удовольствие доставлять…

– Это подразумевалось, ведь только удовлетворение потребностей и доставляет человеку удовольствие. Потребности в труде, который удовольствия не приносит, человек испытывать не может. Это очевидно.

– Ах, очевидно, – протянул краснопузый, откинувшись на спинку стула, – хотите объясню почему ваш институт проиграл нашей техно-коммуне?

– Это почему же? Что вы вообще об этом можете знать?

– А что тут знать? Если в вашем НИИ и остальные инженеры думают как вы, то результат вполне очевиден.