– Кто там? – спросил Фортунато.

– Господи, помилуй! – послышалось в ответ. – Прости, что не встал на колени! Прости, что тебе руку не целую!

– Да я это, Фортунато, дон Теодоро!

– Грешен я, грешен! За мои превеликие грехи ты претерпел распятие!

– Успокойтесь, дон Теодоро! Все прошло, теперь лучше будет.

– Кто это?

– Я, Фортунато.

– Ох, испугал ты меня, Жабушка!

– Что с вами было, дон Теодоро?

– Худо, ох худо, дон Альфонсо! Когда всех убивали, Они меня ударили в бок. Я стал харкать кровью, но в постель не лег, и зря: вот простудился. Две недели хворал. Вчера только легче стало.

– Какие у нас там новости? – простодушно спросил Ривера.

– Все кувырком, сеньор выборный! Кто много болтал, сажают. Сам алькальд Ледесма в Уануко сидит. Да, Жабушка, ты был прав. Не господь нас карает, а Компания.

– Убедились, дон Сантьяго?

– Да, правда твоя.

– А что такое случилось? – заволновался Ривера.

– Помещики хотят совсем уничтожить общины. Увидели, как Компания нас разделала, и приободрились. Помните школу в Учумарке?

– Помним.

– Ну вот. На другой день после бойни помещик приказал ее закрыть. Детей выгнали, Все оттуда вытащили, приделали засовы. Теперь там свинарник.

– У них же было разрешение из Лимы! – удивился Ривера.

– И по всей пампе так. Вместо школ – свинарники. Мы лишние на свете, братцы.

– Ш-ш! – шепнула Туфина. – Новые идут.

– Кто бы это?

– Наши или нет?

– Бог их знает! – вздохнул Фортунато.

Послесловие

Фантастические хроники Мануэля Скорсы

Четыре собранных в этом издании произведения Скорсы – эти необычные фантастические хроники – привлекают не только сочетанием юмора и драматизма, факта и легенды, сна и документа, но и новизной художественных приемов. И вместе с тем в них проявляется свежесть видения мира, которая свойственна целому ряду латиноамериканских писателей.

Бывали времена, когда значительное явление в латиноамериканской литературе могло остаться не замеченным на других материках, потому что мало кто ожидал от южной части Нового Света великих открытий в сфере прозы. Ныне существует иная опасность – затеряться в обилии известнейших имен на континенте, взрастившем Мигеля Анхеля Астуриаса и Алехо Карпентьера, Габриэля Гарсиа Маркеса и Хуана Карлоса Онетти, Хуана Рульфо и Карлоса Фуэнтеса, Жоржи Амаду и Хулио Кортасара, Аугусто Роа Бастоса и Марио Бенедетти, Мигеля Отеро Сильву и Марио Варгаса Льосу. Чем объяснить такое воистину «тропическое цветение» латиноамериканской прозы? Аргентинский критик Ноэ Хитрик не без основания иронизировал над теми, кому она представлялась «добрым дикарем», врывающимся со всей своей девственной энергией в более или менее обветшалый цивилизованный мир». Латиноамериканские писатели прекрасно знакомы с европейской и североамериканской культурой и вбирают ее так же творчески, как те соки, которыми питает их собственная реальность, чья глубинные пласты вскрывают они в своих произведениях. Одним из таких крупнейших писателей, снискавших широкую популярность, является перуанец Мануэль Скорса.

Скорса родился в 1928 г. в Лиме, но вскоре семья уехала в одну из горных провинций. «Детство мое прошло в Акории, в одной из деревень Уанкавилки в Андах. Я сызмальства знаю, что такое индейская община, являющаяся, на мой взгляд, самой благородной частью современного общества», – скажет впоследствии Скорса и подчеркнет в другом интервью, что, принадлежа «к самому низшему слою класса плебеев», он рано изведал участь бедняка и горечь жизни.