|
А они требуют. Приняв заказ, отец отнес его на кухню и только после этого вернулся к парням в ковбойках, быстро подсчитал в блокнотике стоимость выпитого и съеденного, оторвал листок и положил на столик. Один из парней, с рыжей бородкой, долго изучал его, потом сунул второму, и тот стал тщательно рассматривать его через толстые, как лупы, очки, словно делал экспертизу. «Вам ходить в столовку самообслуживания у моря, а не в ресторан», — раздраженно подумал Илька. Он торопился, а эти затягивали расчет. Видно, отец сплоховал — не точно определил степень их опьянения и поторопился приписать лишние рубль-два. Он не скрывал от Ильки, что делает это: раз клиент пришел в ресторан, где значительная наценка на все, значит, денежки есть. Заранее не знаешь, кто даст, а кто не даст на чай, вот и приходится самому вмешиваться в это дело и немножко приписывать — за границей, например, народ воспитанный, культурный: все дают чаевые, такая уж там традиция, а у нас не то…
Потом счет перешел в руки третьего — длинноносого и тощего с ремешком фотоаппарата на плече. Тот коснулся носом счета и что-то сказал. Отец взял счет, покраснел и, сильно согнувшись над столиком — спина у него была очень гибкая, — что-то переправил карандашом в счете. «Эх ты, — подумал Илька, — разве можно с такими связываться? Ну теперь извиняйся перед ними…» Отец и правда стал что-то говорить им. Попробуй не извинись — пойдут к самому «метру», метрдотелю, или попросят жалобную книгу. Конечно, отец из любой ситуации вывернется — не впервые, но зачем понапрасну трепать себе нервы? Ильке стыдно было смотреть, как отец в своей безупречно белой куртке с тоненькой черной бабочкой на нейлоновой сорочке, скорей похожий на артиста эстрады, чем на официанта, оправдывается и что-то объясняет этой шантрапе… У-у-у, врезал бы им! Таких и на километр нельзя подпускать к приличному ресторану… Даст ли отец теперь денег? Парни ушли без всякого скандала. Отец побежал к окошечку и, ловко лавируя между столиками, вернулся с подносом — его он держал, как цирковой жонглер, в одной руке — к мужчине в стальном костюме. Расставил на столе бутылки с рюмками и холодную закуску и, как положено, стоя за их спиной, аккуратно налил из бутылки в тонкие рюмочки вино: разумеется, вначале даме, потом мужчине, изогнулся, что-то сказал им и понесся к другому столику рассчитываться с молодым капитаном третьего ранга… «Ну что это за жизнь — бегать и прислуживать, и так до старости лет? — с горечью подумал Илька. — Ведь не мальчишка давно. А что иногда щедро дают чаевые — это ерунда. Нет того, чтобы устроиться посолидней, чтобы знать себе цену и уважение других». Ильке такая жизнь не улыбалась. Илька не будет на побегушках. У Ильки есть гордость и честь. Мимо Ильки проходили официанты — у них работали только мужчины — и приветливо кивали ему. Пришлось еще подождать, пока отец рассчитается с одним-другим. Лицо у него при этом было очень любезное. Илька уже терял терпение, но ждал, потому что ему очень нужны были деньги. Он ведь вышел из возраста этой мелюзги, которой распоряжается Мишка. Зачем мелюзге деньги? Чтобы полизать сладенькое мороженое да сбегать в киношку… А ему, Ильке, иногда хочется и покурить, особенно по вечерам, когда он расхаживает по Скалистому со взрослыми ребятами, и хочется купить шерстяные немецкие плавки с карманчиком на «молнии» и белой рыбкой, которые он видел недавно у отдыхающего, снявшего у них комнату. Да и вообще без денег в Скалистом никуда. Проголодался под вечер — ступай на террасу кафе, возьми бутылку «Жигулевского» с порцией сосисок, развались в кресле, попивай из стакана, жуй да поглядывай, как сверкает море, как галдит пляж и ходят голубые катера… Шикарно! Но сегодня деньги нужны были не только на это. |
