Осадчий. Подлинники которых, естественно, находятся у третьего лица?

Истомин. Естественно.

Осадчий. Перезвоните мне завтра. Я решу, когда это мне будет удобно по времени.

Истомин. Хорошо…»

20

Денис чувствовал, что со смертью Артура из его рук ускользнула какая-то очень важная ниточка, которая могла бы привести к правильному ответу. Теперь же расстановка фигур сменилась, и нужно было выдумать следующий ход, чтобы не проиграть партию.

Грязнов задумчиво изучал пятна на скатерти в небольшой забегаловке на Пушкинской. Они располагались удивительно симметрично, как будто кто-то нарочно вносил сии художественные изыски в интерьер кафе. Неподалеку выясняли отношения два пьянчужки подзаборного вида. Судя по разговору, они не могли поделить дневную выручку. Один считал, что заработок должен быть поделен поровну, а другой настаивал на том, что большая часть его, потому как именно он придумал, как раздобыть недостающий червонец.

Грязнов всегда удивлялся, как в этом гадюшнике могут варить самый лучший кофе, который когда-нибудь он пробовал.

— Нужно попасть в квартиру Калинина, — машинально произнес Денис вслух.

Молодые люди за соседним столиком удивленно переглянулись.

«Конечно, — продолжил Грязнов размышления уже про себя, — там наверняка находится одежда, в которой была Злобина в день нападения на Галину. Ведь если переодевалась в мужское она у Артура, было бы логично предположить, что после покушения она вернулась туда же. К тому же все эти садомазохистские игрища… Нет, мне надо найти эту одежду. А это значит, что, найдя одежду, я получаю козырь — пятна крови на ней после экспертизы могут ответить на все вопросы».

Денис достал телефон и торопливо набрал номер Севы Голованова. Тот как будто ожидал звонка и схватил трубку после первого гудка:

— Здорово, шеф. Как поживаете?

— Неплохо. Надеюсь, ты тоже, — ответил Денис. — Кстати, как там дела у Агеева?

— Должен тебя огорчить, с его подопечной особенно нельзя наслаждаться жизнью. Удивительно противная девчонка.

— Пусть крепится. Ему это зачтется.

— Надеюсь, материально? — хохотнул Сева.

— Ваша меркантильная настроенность каждый раз меня убивает. Никакого рвения и энтузиазма, одна неприкрытая корысть. Люди гибнут за металл…

— Ну, ладно, не умничай. Чего звонишь-то? — перебил Грязнова Сева.

— Вот что скажи мне, Голованов, Злобина точно была у Калинина в темном костюме? Ты не мог ничего перепутать?

— Обижаешь, начальник. Все точно, никаких ошибок. А что?

— Да вот думаю наведаться в квартиру нашего общего друга. Мне кажется, там должно быть что-то интересное.

— Один? Не уверен, что стоит это делать. Возьми с собой кого-нибудь или дождись меня. Да вот того же Агеева, кстати! Он, я думаю, с большим удовольствием будет драться с американскими морскими пехотинцами, обезвреживать чеченских террористов или освобождать заложников, чем охранять девочку-подростка.

— Что, так трудно?

— Постоянно жалуется. Даже подумывает, не потребовать ли повышения жалованья за столь ответственную и нервную работу.

— Пусть сначала справится с этим, а потом я, может быть, порекомендую вас на работу в ФБР, будешь освобождать своих ненаглядных заложников, — ехидничал Денис.

— Какой-то сарказм слышится мне в голосе, откуда столько недоверия и цинизма? Ну да ладно. Послать к тебе Филю?

— Нет, некогда мне ждать, справлюсь один. Удачи на боевом посту.

— Ага, и тебе того же.