«Любит отца. Даже голос и интонация меняются, когда с ним говорит», — подумал Агеев.

Он сочувственно смотрел на Истомину, которая, опустив глаза, помешивала ложечкой в чашке.

— Ладно, не успеваю я чаю попить. — Женщина поднялась из-за стола, изобразив на лице профессиональную улыбку. — Я буду сегодня дома часов в двенадцать, не раньше. В общем, если что от меня потребуется, позвоните. Вы будете с Никой до моего возвращения?

— Естественно, — отозвался Филипп.

— Хорошо. Ей завтра в школу, так что не позволяйте ей долго шататься. Вы определяете режим ее дня.

— Слышал? — спросила Ника невидимого отца по телефону. — Такие у нас теперь порядки.

— Напомни отцу, что у нас сегодня встреча с продюсерами. Пусть делом займется, вместо того чтобы сплетничать. — Истомина, провожаемая неодобрительным взглядом Ники, направилась к выходу.

— Слыхал? Тебе велено делом заняться. С какими-то продюсерами. Она уже вышла. Ну, пока. — Ника чмокнула своими черными, будто вымазанными мазутом, губами и принялась за чай.

Они допили свои чашки в молчании. Ника не смотрела на Филиппа, а тот не слишком расстраивался из-за этого.

— Я иду в свою комнату, — тоном, не терпящим возражений, заявила Ника и поставила чашку на стол. — Через час я иду гулять. До вечера. До позднего вечера.

— Не позже девяти часов, — твердо сказал Агеев. — Потом домой и баиньки.

— Посмотрим!

— И смотреть нечего. Я теперь определяю твой режим. Слышала?

Ника фыркнула и направилась к своей комнате.

— А чашку за собой не хочешь помыть?

— Вот еще! — Ника хлопнула дверью.

«Да, работа непыльная, — подумал Филипп, опуская посуду в мойку. — Но мокрая. Ладно, притремся. Главное — терпение и бдительность».

И он принялся мыть посуду, не выпуская из поля зрения дверь, за которой скрылась его новая подопечная.

9

Уже через час Гордеев был у себя на работе — в юридической консультации номер десять на Таганке.

Денис Грязнов подъехал к юридической консультации в начале третьего. По ветхим, пропахшим клеем коридорам сновали сутяжничающие граждане с кипами, ворохами и стопками бумаг. Один даже спал на стуле возле кабинета, положив голову на высокую стопку папок, лежащих у него на коленях.

Денис зашел в кабинет, где должен был находиться Гордеев. Тот сидел за столом и пытался избавиться от настойчивого посетителя — энергичного старика с лихими бакенбардами и пальцами, измазанными тушью.

— Я говорю вам, дорогой Иван Сергеевич, что не являюсь специалистом по земельному законодательству. — Гордеев пальцами потихоньку отодвигал от себя толстую, зловеще-черную папку с розовыми тесемками. — И потому вряд ли смогу вам помочь.

— Вы поймите! Весна ведь! — громко и неожиданно всхлипнул старик и грохнул папкой по пальцам адвоката. — Опять эта сволочь на мой участок залезет. А скоро лето! Так он вообще залезет, и его оттуда не выгонишь! Помогите, товарищ Гордеев. А то я жаловаться буду! — угрожающе добавил он.

Гордеев выразительно посмотрел на Грязнова, потер ушибленные пальцы и воззрился на старика:

— Хорошо, я помогу. Только это будет вам стоить денег. У меня высокие расценки.

— Сколько? — охнул старик.

— Пятьсот долларов!

— Чего это? — заморгал старик.

— Пятьсот долларов на бочку, и я берусь за ваше дело.