Григорий обернулся опять. В глазах вопрос. Сам, небось, уже понял ‑ пропустить их и пацанам в лагере полный полярный лис. Ну почему и двух предусмотренных вариантов обязательно окажется третий… ЭХ, б……..

Бежали немцы не спеша. Трое кучно так, а четвертый чуть сбоку и сзади. И форма кажется чуть другая. Наверное, командир. Я же их немецкие формы и на картинке не различу, а тут. Фалангер уже, наверное, все вычислил, а сказать не может ‑ услышат. Только глазами водит как сумасшедший. Короче, х (плохой) из меня командир! Потому, что хорошему за такое бы по‑хорошему…..

Подняла три пальца, показала на себя и чиркнула по горлу. Потом один и на напарника и руку в кулак, будто хватаю что‑то. Хотелось бы быть уверенной, что понял.

Рванули одновременно. Мыслей никаких. Была бы хоть одна дельная мысль ‑ лежала бы в кустах у родничка и не дергалась. А так….

Врубилась в своих ‑ они только начали поворачиваться. Правому нож в грудь ‑ винтовка почти повернулась. Удар по яйцам переднему. Левой рукой дергаю у правого винтовку, подбиваю под колено, закручиваю ремень винтовки на шее и выстрел переднему в голову. Короткий удар кулаком в висок. Всё! Вот теперь можно думать.

И первая мысль ‑ а если Фалангер не справился? А если бы ты не справилась? У Фалангера противник шустрее и стоял дальше…

Умница, девочка, когда ты, блин, научишься думать не через …… ! …,……..,……..!!!!

Гляжу как Фалангер и фриц, рыча, катаются по земле и понимаю, что сделать ничего не могу. Руки‑ноги ватные. Стою в ступоре и шага сделать не могу. "Мамочки!" И на заднем плане мысль: Я же просила его взять живьем….

Фалангер

От окрика Ники я рефлекторно рухнул ничком, сначала лежать потом думать, обернулся на командира и проследив её взгляд мысленно выматерился. Четверо немцев с маузеровскими винтовками, я с отверткой‑"шилом", Ника с ножом. До чего же расклад то сучий?! Опять обернулся на Нику и знаками показываю, что немцев от лагеря надо отвлечь, иначе не только нашим полярная лисичка, но главное ‑ компы с инфой немцам достанутся! А это вообще "Полный Пэ!"

Однако Ника приготовилась к рывку, и я взял на себя самого дальнего, видно офицера крепко сжимая отвертку, а потом ломанулся вслед за Никой пригнувшись и сосредоточившись только на противнике. Тот начал оборачиваться на шум, но я уже врезался в него, сбивая с ног и с размаху прикладывая о ствол дерева, так что у самого в глазах помутилось. А когда оба упали на землю, рыча, подмял его под себя, потеряв в запале отвертку, и зубами впился в его шею с боку, вырывая кожу вену, в лицо ударила кровь и вопль, а я опять вцепился в его шею зубами, ничего не видя из‑за залившей глаза крови и наваливаясь всем весом прижимая к земле и не давая ему, дотянутся до ножа на поясе…

Я в запале продолжал рвать шею немцу, который уже не пытался дотянуться до ножа, а судорожно дергался и вопил, пытаясь отпихнуть меня. А потом по наитию отпустил его шею и с размаху влупил лбом в лицо, так что аж у самого из глаз искры посыпались. Но немец вопить и трепыхаться перестал, а я привалился в нему и непослушными руками судорожно вытащил нож из ножен и откинул в сторону, потом то ‑ же с пистолетом из кобуры…

И теперь лежу на вроде бы еще живом гансе, тяжело дышу, в глаза мухи плавают, сам взмок, как будто фуру мороженого мяса разгружал и сердце колотится как бешеное… И думается мне, что раз пока не пристрелили, то значит Ника молодец, своих вырубила на…

Немного отдышался, встаю, поднимаю пистолет немца и, помня читанное, поднимаю предохранитель, а потом обхожу, шатаясь, поле боя и делаю всем гансам контрольный в голову, кроме моего "потерпевшего" с окровавленной шеей и лицом.