Потом ошибки исправлять приходится годами. Любое чувство — как хорошее вино. Не откупоривай сразу, не выпускай аромат. Не торопись, Лена. Судьба или Бог, называй, как хочешь, выведут тебя на нужную тропинку.
И Данзан, ободряюще похлопав девушку по плечу, тихо вышел из комнаты.
Лена осталась сидеть на том же месте. Все пошло совсем не так, как она ожидала. Рысева надеялась, что мудрец поможет ей разобраться в своих мыслях и чувствах. И он сделал это. Разложил все по полочкам, развесил ярлычки, ткнул пальцем в каждую ячейку и объяснил, что там лежит. Действовать дальше Лена должна была сама.
«Судьба, дай мне знак! — взмолилась Лена. — Я знаю, указаний было много... Последний раз, последний, подскажи, помоги!»
Ничего не происходило. Елагин остров казался центром гигантского смерча. Вокруг шли схватки не на жизнь, а на смерть; люди и звери грызли друг друга; бушевали ураганные ветры... А здесь, в чаще леса, в стенах надежного, добротного здания царила полная тишина.
И тогда Лена, неуклюже опустившись на колени, прошептала, обращаясь куда-то вверх:
«Господи, помоги. Вразуми. Наставь на правильный путь. Пожалуйста! Пожалуйста. Пожалуйста...»
В тот же миг дверца приоткрылась, и на кухню, согнувшись в три погибели, вышел Борис. Он только что проснулся: сонно потягивался, тер кулаками слипающиеся глаза.
— Да-а... Ну и потолки, — проворчал Молотов. — Тепло-то, может, и сохраняется, но этак голову разбить не долго, блин.
Лена застыла посреди кухни, не смела шелохнуться. Она следила за каждым движением Бориса, за каждым его словом. Надеялась, что долгожданный «знак» вот-вот будет явлен.
Молотов истолковал ее поведение по-своему. Он внимательно всмотрелся в заплаканное лицо, с покрасневшими глазами. Неодобрительно покачал головой.
— Лен, что-то с тобой не то... — озабоченно проговорил сталкер. — И я, кажется, догадываюсь что. Пару раз слышал ночью твой шепот. Не, ты не думай, я не подслушивал, но в такой тишине все слышно.
Лена застыла, окаменела. Старалась даже дышать пореже. Если Борис слышал, как она повторяет его имя, то должен был обо всем догадаться. Значит, дилемма должна была решиться с минуты на минуту.
— Ты о маме своей говорила. О Юле. Вспоминала ее, тосковала о ней. Сетовала на то, что не все о ней успела узнать у отца. Всегда думала, что успеешь, да? Знакомая беда. — Девушка кивнула.
«Это не главная причина моей тоски», — хотела добавить она, но вовремя прикусила язык.
— А ты знаешь, при каких обстоятельствах они познакомились? — спросил Борис, хитро подмигнув девушке. — История красивая, прям даже трогательная.
— Хм... Отец говорил, что они встретились летом двенадцатого года, — отвечала Лена, хорошенько перетряхнув все тайники и сундучки своей памяти. — Вроде бы где-то на берегу Невы. Подробностей не помню.
— Ага. А я помню. И если хочешь, с радостью поведаю тебе эту поучительную историю.
«Вот он знак, — пришло к Лене осознание свершившегося чуда. — Боря подарит мне мое прошлое. Еще одну его забытую страничку... После этого мне для него... Ничего не жалко».
* * *
Злясь с каждой минутой все сильнее, Святослав Рысев, кадет третьего курса Ракетно-Артиллерийского училища, мерил шагами набережную. Молодой человек со злостью посматривал на часы, минутная стрелка которых двигалась со скоростью беременной черепахи. Бросал испепеляющие взгляды на мост лейтенанта Шмидта, секции которого секунду назад приняли вертикальное положение.
Мост принято было называть Благовещенским, но в лексиконе Рысева новое название как-то не закрепилось. Он продолжал называть его по старинке.
В первый раз в жизни Святослав не успел попасть на другой берег Невы до волшебного момента, когда движение на мостах перекрывалось. |