В салоне было множество пустых мест, но капитан остался стоять.

Пиджак, наконец, поддался. Сквира просунул руку в рукав, расправил ткань. Потом, неуверенно косясь на других пассажиров, пригладил торчащие в беспорядке мокрые волосы.

В его сторону нет-нет да поворачивались головы. Он топтался на задней площадке, нетерпеливо поглядывая на проплывавшие мимо дома.

Мелькнула запоздалая мысль, что следовало позвонить в райотдел и предупредить о случившемся. А еще лучше — прихватить кого-нибудь с собой. Да и ключ от дома Рыбаченко пригодился бы…

Северин Мирославович представил себе, как втолковывает по телефону дежурному, что тот должен сделать, потом ждет, пока найдется машина и свободный сотрудник… Нет, на автобусе явно быстрее.

Ехать нужно было всего три остановки. Редкие машины по какой-то провинциальной традиции уступали автобусу дорогу, водитель откровенно жал на газ, пытаясь догнать график, пассажиров сходило и заходило мало, и все же Сквире казалось, что двигаются они с черепашьей скоростью. Восемь минут, которые потребовались, чтобы доехать до Четвертого военного городка, длились бесконечно.

Наконец, двери автобуса распахнулись, и капитан прямо с площадки, даже не вспомнив о ступеньках, спрыгнул на асфальт. И понесся по поперечной улице к виднеющемуся вдали повороту в нужный переулок.

Двор дома Рыбаченко встретил Сквиру тишиной и безмолвием. За воротами все так же стоял «Москвич», уже слегка присыпанный мокрой желтой листвой. Калитка скрипнула, но соседские собаки никак не отреагировали на звук. Наверное, днем они не считали это необходимым.

Бурлившее в крови нетерпение только мешало. Северин Мирославович попробовал унять сердцебиение. Нарочито медленно поднялся по ступенькам.

Дверь милиция, уходя, конечно, опечатала — поверх замка, с заходом на притолоку, была наклеена полоска бумаги с грозными надписями и штампами. Эта бумажка, сырая после дождей, теперь под порывами ветерка весело подрагивала отклеившимся концом.

Может, ее сорвали. Может, сама отошла… Замок выглядел целым.

Капитан огляделся. Пустынный двор. Пустынный переулок. Он нажал на ручку, и дверь легко поддалась.

Сквира судорожно вздохнул, опять осмотрелся и решительно толкнул ее. Стала видна прихожая. На Сквиру дохнуло застоявшимся воздухом и запахом свернувшейся крови…

Следовало немедленно отойти к калитке, попросить любого прохожего вызвать подмогу и оставаться снаружи, пока не приедет наряд. Заходить было нельзя, но, если бы милиция уже приехала, заходить было бы необходимо — памятуя о возможной засаде — прыжком от входной двери в сторону.

Все это мелькнуло в голове Сквиры, когда он перешагнул через порог и замер в проеме, разглядывая прихожую. В доме царила тишина. Вещи, вроде бы, оставались на своих местах. Только ноздри щекотал запах, едва ощутимый, вряд ли неприятный, но ужасающий, если вспомнить о его происхождении…

— Милиция! — крикнул Сквира в полутьму дома. — Немедленно выходите!

Голос его лишь на мгновение растревожил тишину, и та сразу же вновь сомкнулась над прихожей.

Северин Мирославович сделал несколько осторожных шагов и заглянул в комнату. Стул, черные брызги полукругом возле него, едва слышно тикающие напольные часы и трубка телефона, свисающая на шнуре…

Капитан обвел помещение взглядом. Все так же и там же. В лучах солнца, проникающих сюда через распахнутую дверь, танцевали потревоженные пылинки. Уши, начавшие привыкать к давящей тишине, смогли уловить неслышные раньше частые гудки, доносившиеся из трубки.

Кто-то открыл нехитрый замок, отклеил печать, не побоялся войти в чужой дом, чтобы… Чтобы что? Позвонить в гостиницу следователю? Позвонить и молчать?

Северин Мирославович не сомневался, что на трубке не осталось ни одного отпечатка пальцев.