— Организатор должен быть из их числа, — медленно начал объяснять капитан, лихорадочно соображая, как дать максимально расплывчатый ответ, — а исполнитель может быть кем угодно…

— Помогите мне, пожалуйста, разобраться, — проговорил Сурат Бахтиерович, и Сквира понял, что выскользнуть из ловушки не удалось, — зачем преступник убил Реву?

То есть, как это зачем?!

— Орест Петрович застал его у себя дома.

— Хорошо, — согласился Икрамов. — Давайте себе это представим. Заезжий гастролер оборачивается на скрип двери и видит на пороге Реву. Почему сильный, умный, решительный мужчина просто не оттолкнул старика в сторону? Вор ведь мог убежать. И как потом найти его? Незнакомого человека среди тридцати пяти тысяч горожан?

Сквира почувствовал досаду. Ну как, как так получается, что он, ответственный за это дело, раз за разом не замечает очевидных вещей! И как выходит, что столичный гость, едва, на минутку, отвлекающийся на дело Ревы, легко видит все его просчеты!

— Рева и исполнитель были знакомы, — обреченно пробормотал Северин Мирославович. — Не только организатор знал Ореста Петровича, но и исполнитель… У преступника не было другого выхода. Удери он — и Рева тут же сдал бы его в милицию.

— Думаю, вы правы, — ровным тоном отозвалась трубка.

— Но… — Сквира совсем растерялся. — Но ведь почти у всех друзей Ревы есть алиби на момент убийства! И, кстати, на время смерти Рыбаченко тоже!

— Разве нужно именно дружить с Орестом Петровичем, чтобы быть узнанным? Достаточно ведь просто знакомства, даже дальнего… — Трубка замолчала. Потом добавила: — Если вы великодушно позволите мне дать вам совет…

Северин Мирославович сглотнул.

— Очевидно, что вы великолепно владеете фактами дела. Однако, если вы не против, мне кажется, что внимание к мелким деталям могло бы ускорить следствие…

Володимир, городской стадион, 20:10.

Поле стадиона было мокрым после дождя. Одеяло темных туч низко нависало над землей. Было сыро, ветрено и холодно. Игроки постоянно поскальзывались и падали. Мяч отскакивал от влажной травы в самых неожиданных направлениях, и тут же порывами ветра его относило в сторону. На стадионе, конечно, имелись трибуны для зрителей, но никто там не садился. Все стояли у самой кромки футбольного поля, громко говорили, кричали, скандировали.

Играли две городские сборные — объединенная команда милиции и пожарных против учителей школ, училищ и техникума. Вопреки логике, на поле доминировали мягкотелые интеллигенты.

Сквира и Богдана стояли в первом ряду. По городу пока не распространились слухи ни о покушении, ни о походе под землю, и девушка пребывала в самом радужном настроении.

Среди болельщиков было много преподавателей, и Богдана почти ежеминутно с кем-то здоровалась, вновь и вновь толкая Сквиру в бок, чтобы шепотом сообщить, какой предмет вел в школе ее очередной знакомый. Среди зрителей им не встретились лишь учителя труда и физкультуры — судя по всему, все они были на поле.

Нападающий из команды милиционеров резко сорвался с места, прошел центр и оказался у ворот — один, без всякой поддержки. Навстречу ему выдвинулись двое защитников из учителей — дядьки лет по сорок, оба с солидными брюшками. Играли они неплохо. Через несколько секунд мяч уже был у одного из них, и он пробил — то ли дал пас, то ли ударил по воротам. Никто не бросился вдогонку, и мяч благополучно выкатился с поля.

Квасюк отделился от толпы болельщиков и ударом ноги отправил мяч обратно на поле, навстречу Козинцу, как раз бежавшему на подачу.