|
И они еще ходили какое-то время. Прошлись в очередной раз вдоль 5-й авеню. Шли они, опустив голову, молча, не замечая ничего, погруженные в свои горькие размышления. - Я сейчас задам тебе один вопрос, Кэй. Он казался более спокойным и более сдержанным. Она покорно прошептала, может быть ощутив проблеск надежды: - Я слушаю. - Обещай мне ответить на него искренно и правдиво. - Да, конечно. - Обещай. - Клянусь. - Скажи мне, сколько было мужчин в твоей жизни? - Что ты хочешь этим сказать? Уже в агрессивном тоне он отчеканил: - Ты что, не понимаешь? - Это зависит от того, что ты имеешь в виду, говоря "в твоей жизни". - Сколько мужчин спали с тобой? И добавил с сардонической улыбкой: - Сто? Сто пятьдесят? Больше? - Гораздо меньше. - То есть? - Я не знаю. Погоди... Она и в самом деле стала старательно рыться в памяти. Видно было, как она шевелит губами, может быть, произносит шепотом цифры или имена. - Семнадцать. Нет, восемнадцать. - Ты уверена, что никого не забыла? - Я думаю, что это все, да, все. - Включая мужа? - Извини. Мужа я не считала. Значит, получается девятнадцать, дорогой мой. Но если бы ты только знал, насколько это все не имеет никакого значения. - Пошли. Они повернули назад. Они были измучены настолько, что ног под собой не чувствовали, и не произносили больше ни слова, даже не пытались начать разговор. Вашингтон-сквер... Провинциальные и пустынные улицы Тринич-Виледжа... В лавке полуподвального этажа китаец гладил белье при ярком свете... Занавески в клеточку на окнах итальянского ресторана... - Поднимайся! Он шел за ней, такой спокойный и холодный, что она ощутила дрожь в затылке. Он открыл дверь. У него был вид, будто он собирается вершить правосудие. - Ты можешь ложиться. - А ты? Он? В самом деле, что же он будет делать? Проскользнув за занавеску, он прислонился лбом к оконному стеклу, слышал, как она ходит по комнате, различил скрип кровати, который та издает, когда на нее ложатся, но продолжал еще долго стоять, погруженный в свое печальное одиночество. Наконец он возник перед ней и стал разглядывать ее так напряженно, что не дрогнул ни один мускул на лице. Он прошептал одними губами: - Ты... Потом повторял, повышая каждый раз голос, и в конце концов перешел на отчаянный крик: - Ты!.. Ты!.. Ты!.. Его кулак повис в воздухе. Может быть, через мгновение он смог бы взять себя в руки. - Ты! Голос его стал хриплым, кулак обрушился всей своей тяжестью, ударяя ее по лицу, один раз, два раза, три раза... Вплоть до того момента, пока он не выдохся и не рухнул на нее, рыдая и прося прощения. |
