|
- Засыпай скорее. - Спокойной ночи, Кэй. Он медленно подошел к столику и поставил телефон на место. Потом остановился посреди комнаты, застыл, опустил руки, уставившись в пол. - Она догадалась? - Не знаю. - Ты ей скажешь? Он поднял голову, посмотрел ей в лицо и произнес спокойно: - Да. Она еще какое-то время оставалась неподвижной, лежа на спине, выпятив грудь. Потом привела в порядок волосы, спустила на пол одну ногу за другой и стала надевать чулки. Он не останавливал ее, не мешал ей уходить. И тоже стал одеваться. Она сказала ему без всякой обиды: - Я уйду одна. Тебе ни к чему меня провожать. - Нет, я провожу. - Не стоит. Она же может снова позвонить. - Ты думаешь? - Если она что-то заподозрила, то обязательно еще раз позвонит. - Я прошу меня простить. - За что? - Да ни за что, просто за то, что отпускаю тебя одну. - Это моя вина. Она ему улыбнулась. И когда она была готова и уже зажгла сигарету, подошла к нему и поцеловала в лоб легким братским поцелуем. Ее пальцы нащупали его пальцы и пожали их. Она тихо сказала: - Желаю удачи! После чего он, полуодетый, усевшись в кресло, прождал весь остаток ночи. Но Кэй не позвонила. Первым признаком начинающегося дня был свет, появившийся в комнате маленького еврея-портного, который включил лампу. Неужели Комб обманывал сам себя? И теперь всегда будет так? А может, ему будут открываться все новые глубины любви, которые предстоит достичь? Лицо его оставалось неподвижным. Он был очень утомлен, от усталости ломило тело и голову. Было такое впечатление, что он перестал вообще думать. Но он теперь был абсолютно уверен - и эта уверенность буквально овладела всем его существом, - что именно в ту ночь он окончательно убедился в непреложной истине: он любит Кэй по-настоящему и безоглядно. Вот почему при первых лучах утреннего света, которые проникли в комнату, отчего сразу же потускнела лампа, он почувствовал нестерпимый стыд за то, что произошло. Глава 10 Она, наверное, не поймет, не сможет понять. Пока в течение часа он ожидал ее прилета в аэропорту "Ла Гуардиа", он все время спрашивал себя без всякой рисовки, просто потому, что знал состояние своих нервов, выдержит ли он все это. Заранее сказать было невозможно. Все, что он делал в эти сутки, и то, что он чувствовал сейчас, неизбежно будет новым для нее. Ему придется заново, если можно так выразиться, приручать ее. Его мучил тревожный вопрос: а будет ли она в состоянии все это воспринять и проявит ли готовность следовать за ним дальше? Вот почему он ничего не сделал с утра из того, что собирался сделать к ее приезду. Он не стал себя ничем утруждать, не соизволил даже сменить наволочку на подушке, на которой лежала Джун, и не проверил, остались ли там следы от губной помады. К чему? Он так был далек от всего этого! Все это казалось ему таким незначительным! Не заказал изысканного ужина у итальянца-ресторатора и не посмотрел, есть ли что-нибудь в холодильнике. |
