А тут еще Вильгельм пришел и приказал ей готовиться к переезду в Уайтхолл.

– Я хочу остаться рядом со своей сестрой! – воскликнула она.

– Ты не поняла, что я тебе сказал? – холодно спросил он.

– Нет, не поняла – а кто-нибудь другой сумел бы найти с тобой общий язык?

– Во дворце оспа, ты можешь заразиться.

– Я хочу остаться со своей сестрой, – упрямо повторила она.

– Послушай, мне начинает казаться, что ты вообще не способна что-либо уразуметь.

– Я знаю, как опасна оспа, – леди Франциска уже лежит при смерти… и я…

На ее глазах вновь выступили слезы. Отвернувшись, Вильгельм пробормотал:

– Опять слезы. Опять. Что у меня осталось, кроме ее слез?

– Она оберегала меня… была мне как мать. А вот теперь и моя дорогая Анна…

Ей стало трудно дышать. Вильгельм взялся за ручку двери.

– Готовься к переезду в Уайтхолл.

– Нет, – твердо сказала она. Он вышел и хлопнул дверью.

Он не мог простить такого пренебрежительного отношения к себе. Мария даже не пыталась осознать, какая огромная честь была оказана ей. Будь дело в Голландии, думал он, она бы не вела себя так опрометчиво: там в его распоряжении оказалось бы немало воспитательных средств, включая темницу; однако здесь ее окружали друзья и родственники, а они, конечно, не дали бы ее в обиду. Вот он и слоняется по дворцу святого Якова как неприкаянный, – маленький, никому не нужный глупец. А если она заразится оспой? Ведь может умереть, черт побери, – уж он-то знает, сам выжил только благодаря своему другу Бентинку. В лучшем случае болезнь обезобразила бы Марию; после этого на нее ни один мужчина не взглянул бы без содрогания. Стройная, с красивыми миндалевидными глазами, она сначала понравилась ему – до того, как узнала, что ей предстоит выйти за него замуж. Затем ее поведение изменилось; непристойные выходки этой строптивой невесты поражали его в самое уязвимое место. Теперь он хотел сделать так, чтобы она пожалела о своем безрассудстве.

Будь Вильгельм более пылким мужчиной, он бы возненавидел ее. Оставаясь самим собой, он попросту охладел к юной супруге.

Но она поставила его в унизительное положение – поэтому он желал унизить ее.

Это все заметили на прощальном балу, который, несмотря на эпидемию оспы, Карл устроил во дворце святого Якова. Принц Оранский не обращал ни малейшего внимания на свою супругу – не танцевал с ней, не разговаривал и вообще старался не находиться рядом.

Когда бал уже заканчивался, к принцессе подошел король. Они немного поговорили, и он пригласил ее на танец.

– Ах, Мария, мне бы хотелось повелевать ветрами, а не этим печальным островом, – улыбнулся он. – Тогда бы я приказал дуть таким ураганам, что ни один корабль – даже тот, на котором приплыл принц Оранский – не смог бы выйти в открытое море.

– Если бы это было возможно! – вздохнула Мария. Он сжал ее локоть.

– Наши несчастья приходят и уходят, так уж устроено природой, – сказал он. – Было время, когда я думал, что уже никогда не вернусь в Англию… но ведь вернулся.

– Ваше Величество, вы всегда были королем… и мужчиной. А я, увы, всего лишь женщина.

– Не говори «всего лишь», дорогая племянница. На мой взгляд, женщины – лучшее из творений нашего Господа Бога. Я не в силах управлять ветрами, Мария, но я буду молиться о них. Хотя молитвы грешника едва ли услышат на небесах. Или нет? Как ты думаешь, может быть, даже грешник вправе надеяться на благословение, если не так часто просит его?

Он пытался развеселить ее, и она всегда любила его за доброту и отзывчивость; но ее грустная улыбка сказала ему, что был только один способ избавить ее от страданий – совершить чудо и освободить от брака с принцем Оранским.