Точнее, руководительница, да и та липовая.
Доктор Гауэр проводит послеобеденное заседание. Ее задача – поднять настроение публике.
– Хочешь услышать ужасную новость? – сказала Тор. – Кто-то в больнице послал ко мне психиатра.
И она широко раскрыла глаза, как на сцене.
– Быть такого не может. Почему?
– Очень даже может. И есть, хотя это и глупость ужасная.
Мы как раз ехали в загородный аутлет: Тор пожаловалась, что ей не хватает одежды, чтобы изображать пациентов побогаче.
– И в чем же оказалось дело? – спросил я.
– Ну, ты знаешь, что последнюю пару недель я была… как это сказать… в рассеянности? – До того случая она мне ничего такого не говорила.
– Да?
– Да, сделала пару глупых ошибок, запуталась в репликах, наверное. Так вот, по этой причине они в больнице решили, что у меня какая-то болезнь мозга: то ли начало Альцгеймера, то ли шизофрения, то ли еще чего. Я так зла на них.
– Звучит на самом деле глупо, – сказал я. – Даже погано. А что, мне и в самом деле не о чем беспокоиться?
Она улыбнулась, и мне даже показалось, что именно так она улыбалась и раньше, до того, как все началось.
Джонас позвонил мне и велел приезжать в больницу немедленно.
– Тор же не у вас, – сказал я, а он ответил:
– Ты дурак, приезжай сейчас же.
Он провел меня в небольшую комнатку.
– Я сказал этому парню, что ты со мной работаешь, что ты исследователь, – прошептал он. – В сущности, так оно и есть, верно? Так что… – Он приложил палец к губам и открыл передо мной дверь.
Пациент оказался пузатым мужиком лет шестидесяти, он тихо лежал на высокой платформе. На меня он посмотрел большими перепуганными глазами.
– Мистер Брэндон, – заговорил Джонас. – Это мой коллега, о котором я вам говорил. Не могли бы вы показать ему то же, что и мне? И рассказать, что с вами случилось?
Медленными, осторожными движениями Брэндон расстегнул верх своей пижамы.
– Тело как будто горит, – сказал он. – Повсюду.
– А где у вас заболело сначала, мистер Брэндон? – спросил Джонас.
– На шее, сзади, – отозвался тот. – Жгло так, точно головешку приложили. Потом пошло оттуда дальше.
Кожа на нем как будто ороговела. Он держал пижаму распахнутой. Я увидел следы на его затвердевшей коже.
– Когда жар прошел, осталось вот это, – сказал он.
Джонас мягко прижал мою ладонь к торсу Брэндона. Его кожа была шероховатой на ощупь и казалась ломкой, словно пластик, по бокам, плечам и вокруг шеи тянулись пятнистые полоски, они напоминали сырость, ползущую со спины. Пятна были выпуклые, темнее, чем кожа вокруг, и каждое сидело на своей кератиновой бляшке. Все вместе походило на несовершенные письмена.
Брэндон моргнул. И спросил:
– Вы мне поможете?
Он был обычным парнем. Прожил почти всю жизнь в пригороде, работал в Департаменте образования, любил рыбалку. Серьезно никогда не болел.
– Он думает, что это рак, – сказал Джонас. – Что ж, неудивительно. Но это не рак. Ты с ним знаком?
– Нет. И Тор тоже.
– Это ты так считаешь, парень.
– Тор с ним не знакома.
Когда мы узнали про эту конференцию и решили, что нам нужно на нее поехать, Диана пошуровала по своим каналам и выяснила вот что. Доктор Гауэр действительно занимается научными исследованиями. |