— Что вы сказали, какой этаж? — переспросил он.

 — Мы уже приехали, — медленно проговорила я, внимательно за ним наблюдая.

 Он потер виски, поморщился и тяжело вздохнул.

 — У вас голова болит? — неожиданно для самой себя спросила я мягко.

 — Да, вы знаете, что-то я неважно себя чувствую.

 — Переутомились, на воздухе, наверное, мало бываете. — Я отвела глаза и толкнула дверь лифта.

 Оказалось, что мы приехали на шестой.

 — Вы знаете, — сосед, казалось, даже обрадовался этому, — все собираюсь вам сказать. У меня остались кое-какие книги Валентина Сергеевича. Сначала он болел, потом я уехал в командировку, а теперь вот…

 Надо вернуть, так что, может быть, вы зайдете?

 — Оставьте их себе, на память, — улыбнулась я.

 В мои планы не входило ходить к нему, мне нужно было, чтобы он заходил ко мне.

 И потом, после сегодняшнего случая в лифте, мои намерения несколько поколебались.

 Черт его знает, что за человек, может, больной какой?

 — А вы когда с собакой гуляете? — не отставал белобрысый.

 — Сейчас сразу и пойду.

 — А можно я с вами? По вашему совету дышать свежим воздухом…

 — Пожалуйста, — но в моем тоне не было сердечности.

 Однако Гораций принял белобрысого весьма сердечно. Мы направились не в сам парк, а вдоль него, где был пустырь, а потом маленькая улочка, где располагались старые деревянные дома, теперь большей частью заколоченные. Раньше, мне рассказывала мама, тут был большой поселок, а потом с другой стороны началось большое строительство, и поселок снесли.

 — Эта территория принадлежит парку, — сказал мой спутник, как бы отвечая на мои мысли, — поэтому строительства тут не будет и дома никто не тронул. В некоторых люди летом даже живут, как на даче. Но в основном дома стоят заколоченные, потому что уже старые, и хозяев нет в живых. Это ведь дачи начала века. Что так смотрите, мне Валентин Сергеевич рассказывал.

 Я посмотрела на него внимательно. Вполне нормальный человек. На прогулку он надел обычный спортивный костюм и не смотрел с укоризной на Горация, когда тот пачкал его лапами. Он упросил меня отпустить пса побегать, обещая, что поймает его потом обязательно. И теперь они оба с увлечением тянули каждый на себя здоровенное полено, которое Гораций отыскал на дороге.

 — Ух! Устал я, Гораций, — воскликнул сосед. — Ты победил!

 Мы не спеша побрели дальше по улице.

 — Послушайте, давайте хоть познакомимся, — пробормотала я. — Вы, оказывается, много общались с Валентином Сергеевичем, а я даже не знаю, как вас зовут.

 — Меня зовут Эрик. Эрик Генрихович Лангваген.

 — Вы — немец?

 — Естественно, русский немец, как теперь говорят. Родился и вырос здесь, но по-немецки говорю свободно и по роду работы много бываю в Германии.

 Мы познакомились, и я рассказала Эрику, кем мне приходился покойный Валентин Сергеевич. Мы брели и брели вдоль пустой улицы, а потом Эрик остановился и произнес:

 — Вот дом, который очень нравился Валентину Сергеевичу, он часто ходил сюда гулять с Горацием.

 Я взглянула на дом. Это был большой двухэтажный дом с крыльцом-портиком, который поддерживали две деревянные резные колонны. Окна были большие, с резными же наличниками, а сбоку пристроена деревянная башенка аж в три этажа. Кое-где сохранились еще стекла, но было видно, что дом давно необитаем и разрушается понемногу, хоть и окружал его забор из плотно пригнанных досок.