— Если только потом вы не скажете, что у вас что-то пропало, — ответил Уордингтон, вызвав взрыв хохота у своих спутников.

— А вы, мистер Лестрейд? — повернулся Майкрофт к сыщику.

— Что?! — ахнул тот. — Вы и меня приглашаете?!

— А как же, инспектор, — вздохнул лорд Джон. — Он просто вынужден. Назвать полный дом беглых каторжников и не пригласить полицейского было бы с его стороны неосмотрительно.

— Полно вам всем шутить! — махнул рукой Майкрофт. — У меня праздник, господа, а вы смеётесь... Тридцать лет тому назад я потерял брата. Сегодня мы встретились. Не удивляйтесь, именно тридцать лёг назад, уехав надолго из Лондона, я утратил право на любовь Шерлока. Я знаю, он скажет сейчас, что всё равно меня любил. Так вот, ты, Шерлок, не подозреваешь этого, а у меня в доме найдётся пять-шесть бутылочек хорошего старого вина, и я прошу вас всех сегодня распить его со мной, за здоровье моего брата. И миссис Ирен, если только она согласна.

Молчание было ответом мистеру Майкрофту. Никто не мог отказать в его просьбе. Минуту спустя кэб, снова битком набитый, покинул окрестности Лондонского моста.

Эпилог

Полгода спустя, в один из декабрьских дней накануне Рождества, к дому № 221б по Бейкер-стрит подкатила карета, запряжённая парой лошадей.

В этот день, впервые за год, приударил лёгкий морозец, и окно, в которое глянула, услышав стук копыт, миссис Хадсон, оказалось не прозрачным, а полупрозрачным, подернутым хрустальной сеткой дивного тонкого рисунка. Зима сделала на стекле свой первый набросок.

Карета, которую квартирная хозяйка всё-таки разглядела сквозь ледяную вязь, оказалась простым, но изящным экипажем, и опытный взор миссис Хадсон заметил даже небольшой, неброско нарисованный герб на её дверце.

Карета с гербом! Что же, хозяйку это не удивило. За долгие годы к этому скромному подъезду подкатывали бог знает, какие экипажи, побывала здесь и тиснёная золотом английская королевская корона, и короны других королевств, а уж кто выходил из карет, украшенных этими коронами, гербами, вензелями... О! Если бы только верная миссис Хадсон имела право посплетничать с дальними родственницами или знакомыми о посетителях своей квартиры, она легко доказала бы всему Лондону, что августейшие и царственные особы так же часто попадают в неприятные и безвыходные положения, так же часто теряют голову от страха и тоски, как любой торговец, клерк или башмачник. Но эта милая женщина была не болтлива и не глупа, и свой негласный долг, долг молчания выполняла свято.

Не удивившись появлению кареты, она сочла, тем не менее, необходимым, встретить высокого гостя и, накинув большую шерстяную шаль, пошла отпирать двери.

Между тем дверца с гербом распахнулась, и из кареты выскочил на тонкий ковёр свежевыпавшего и свежеутоптанного снега молодой человек в изящном светлом пальто с меховым воротником и в сверкающем цилиндре. Он распахнул дверцу ещё шире и подал руку даме, одетой в шиншилловое длинное манто с капюшоном. Дама высунула из-под серебристого меха ручку в лайковой перчатке, ступила на снег и, обернувшись, сказала кучеру:

— Питер, если мы не выйдем минут через десять, то не войдём очень долго. Тогда вы прогуляйтесь, а то сидеть и ждать холодно. Часа три можете гулять. Отсюда карету не украдёт никто.

Кучер кивнул головой, из-за толстого шарфа поглядывая на табличку с названием улицы и усмехаясь.

Джентльмен в цилиндре между тем протянул руку к звонку, но дверь сама отворилась ему навстречу.

— Добрый вечер, миссис Хадсон, — сказал он и снял цилиндр.