Джон Торн ощутил холодок, услышав слова высокого меркурианца. Ведь всё это время он тоже иногда задумывался о том, что сейчас озвучил Ганнер.

– Что если, изобретение Блейна не сработает? – продолжил между тем Ганнер. – Оно может прекрасно работать в теории, но не практике. Мы ведь даже не знаем, как оно действует!

– Я тоже думал об этом, – тревожно вставил Сол Ав. – Блейн известен как один из величайших физиков в Системе. Но как он мог изобрести что-то, способное уничтожить флот в десять тысяч крейсеров? Для этого бы потребовалась нечто, способное охватывать огромные области пространства.

– И всё-таки у Блейна есть что-то невероятное, – стал настаивать Торн, хотя в его голосе послышались нотки отчаяния. – Председатель верит в его оружие. И мы тоже должны верить и добыть радит для него. И мы не добудем его, стоя здесь!

Планетёры вышли из «Удачи», одетые в скафандры и шлемы, покрытые черным слоем астериума. Стилико Кин провожал их, держа за ошейник космическую собаку. Зверь вставал на дыбы, его зелёные глаза умоляюще сверкали.

– Оол чувствует, что Лана где-то здесь, на этой планете, – сказал Стилико. – Вы возьмете его с собой?

– Мы не можем. Его тело не защищено от радиации, и хотя оно неорганическое, он все равно может пострадать от излучения, – сказал Торн. Он пожал руку Стилико. – Тщательно охраняй пленников, Стилико. Мы вернемся с Ланой и радитом – или не вернемся вообще.

– Удачи вам, – ответил Стилико.

Планетёры начали спускаться по западному склону огромной черной метеоритной скалы.

Вскоре они достигли её подножия и на минуту остановились, со страхом глядя на странный мир, по которому им предстояло пройти.

Под тёмным звездным небом протянулись заповедные пустыни Эребуса – тускло сверкающие дюны, в которых каждая песчинка пульсировала легким голубым светом, образующим мерцающую лазурную дымку. Весь пейзаж был словно окутан синеватым пульсирующим туманом, скрывающим горы на западе.

Они понимали, что стоит им ступить в эти пески и эту сияющую дымку, как они тотчас окажутся в радиоактивном аду, в потоках альфа-частиц и бета-лучей, жесткого гамма излучения, непрерывно испускаемого планетой.

Джон Торн решительно шагнул вперед. Два других планетёра последовали за ним. Их ноги слегка погрузились в песок, и они побрели на запад.

Они не почувствовали, чтобы что-нибудь изменилось. Но когда Торн попытался включить радио, из наушников шлемофона послышался только оглушительный рев. Он взял своих товарищей за руки и заговорил с ними, используя вибрацию звука.

– Радиация полностью глушит наши передатчики, – сказал он, – так же, как она глушила все наши приборы, когда мы подлетали к Эребусу.

Черный шлем Сола Ава энергично кивнул.

– Это гамма-излучение, одного его вполне хватит, чтобы создать такие помехи.

– Как, во имя ада, целый мир мог стать радиоактивным? – спросил Ганнер. – Если бы он был выброшен из Солнца тем же возмущением, которое породило и другие планеты, то тогда он должен был состоять из той же материи, что и они.

– Я полагаю, что Эребус – продукт более старого и более глубокого возмущения, чем то, которое произвело другие планеты, – ответил Сол Ав. – Возмущения настолько глубокого, что оно вышвырнуло массу тяжелых радиоактивных элементов из самого сердца Солнца, они и сформировали радиоактивное ядро этого мира, когда он стал затвердевать.

– Но здесь так же должны были быть и не радиоактивные элементы, – возразил Ганнер.