— Кто же огрел меня?
— Послушай, Гудим, мы неспроста побеспокоили тебя. Ты хорошо знаешь этот город… Скажи мне: кто живет в этой лавке? У кого там могут быть конь и плеть?
— Коня, по-моему, нет в лавке…
— Гудим мудр сверх меры, — пошутил Согум.
— Там живет Юсуф, но он в жизни не нюхал конского навоза. Может быть, это была дочь?..
— Нет, — убежденно говорит Темур, — это не женская рука! Полюбуйся.
Он задирает полы черкески, обнажая спину с багрово-синим рубцом.
— И ты живой? — спрашивает Гудим.
— Живой, — отвечает Темур.
— Сразу видать горца, — восхищается зеленщик, хлопая Темура по плечу, как жеребца. — А знаешь ли ты, какой это силы удар?
— Знаю, — отвечает Темур, застенчиво прикрывая бренное тело, удостоившееся похвалы зеленщика.
— Нет, ты ничего не знаешь. Такой удар рассекает камень. Такой удар высекает огонь из воды. Это не удар, а молния. Понял?
Темур кивает головой.
— Я не знаю, сколько жил в той нагайке, но ты, Темур, не иначе, как двужильный. — Зеленщик запрокидывает голову, и у него в горле клокочет смех. — За твое здоровье, Темур!
— А все-таки, — говорит Согум, — кто же мог так здорово испортить ему кожу?
— Кто? — Гудим на минуту задумывается, глядит в чашу, полную вина, как знахарь на кофейную гущу. — Знаю, кто!
— Говори же…
— Даур! А больше и некому.
Крестьяне недоуменно переглянулись. «Возведут же напраслину на человека», — подумал Согум.
Он быстро распродал свой мед, аккуратно пересчитал деньги и завернул их в платок. Платок он положил в бычий пузырь, бычий пузырь — в кожаную сумку, а сумку подвязал к животу: попробуй теперь, укради деньги у этого сметливого крестьянина!
После полудня Согум и Темур возвратились к Бираму. Они застали только сына: старый рыбак вышел в море.
Даур чистил коня. Он был печален, молчалив. Гостей приветствовал коротким кивком.
— Тетя Есма здорова? — справился у него Согум.
— Живая тень, — проговорил Даур.
— Я так и думал.
Согум и Темур пристраиваются на теплых камнях. Такими теплыми камни бывают только весною… Зимой они как ледышки, а летом хуже горячей жаровни. Погода — весенняя. Все весеннее — и солнце, и воздух, и синее море. Но это обманчивая весна: днем — солнце, а ночью холодно. Нет, до настоящей весны еще далеко! Вернее, и далеко и близко: она может окончательно воцариться в один прекрасный день, может быть завтра, послезавтра, — и тогда прощай черноморская сырая стужа!.. Но может случиться и так, что природа проплачет весь май, тогда держи при себе бурку, думай о дровах, вымаливай тепло у бога…
Согум спрашивает:
— Когда же ты вернулся, Даур?
— Ночью…
Крестьянин чуть не подскочил.
— Что с тобой, Согум?
— Ты говоришь, что приехал ночью?
— Да, ночью.
Темур обнажает спину.
— Однако здорово ты работаешь плетью! — говорит он со злобой.
Даур отступает на шаг.
— Да вы с ума сошли!.. Когда это тебя?
— Будто не знаешь? Вчера.
— Где?
— У лавки проклятого Кучука-эффенди.
— Что ты там делал?
— Мы с Согумом хотели послушать, как они чешут там свои языки.
— Кто это «они»?
— Кучук, дочь-красотка и разные вороны…
Даур проводит шершавой ладонью по загорелому лбу. |