Я тащу себя вперед отрезок за отрезком, упираюсь руками в металл, пока не оказываюсь на техническом этаже, откуда дверь ведет в подземный коридор тюрьмы.

Я ложусь на спину, узел из одежды – под головой, как подушка. Я пролежу в вентиляционном коробе не меньше трех дней, я буду ссать, срать и ждать, но я не буду желать, не буду чувствовать. Ничего не существует. Пока что ничего не существует.

Пит приложил ухо к двери.

Он с трудом разбирал звуки, но, кажется, там кто‑то ходит. Это надзиратели идут мимо двери в подземном коридоре. Заключенных в это время уже нет, их загнали в камеры и заперли.

Пит провел рукой по лицу, по темени – ни бороды, ни волос, засохшая моча смыта с ног.

Новая одежда пахла другим человеком, каким‑то одеколоном или лосьоном после бритья, которым, должно быть, пользовался пожилой инспектор.

Снова движение с той стороны. Идут несколько человек.

Он посмотрел на часы. Без пяти восемь.

Он еще немного подождет. Надзиратели заперли заключенных и теперь возвращаются, они сейчас разойдутся по домам. С ними встречаться не надо, они знают его в лицо. Пит постоял еще пятнадцать минут. Вокруг него была темнота и пятьдесят семь желтых, красных и зеленых лампочек технического этажа.

Пора.

Еще несколько человек. Сейчас, наверное, это ночная смена.

Те, кто заступает на пост после отбоя, никогда не встречаются с заключенными и не знают их в лицо.

Слух теперь сильно ослаб, но Пит был уверен – надзиратели уже прошли мимо. Он отпер дверь, открыл, вышел и закрыл дверь за собой.

Они уже успели уйти метров на двадцать. В подземном коридоре, который соединяет корпус «G» и центральный пост, Пит увидел спины троих. Один – его ровесник, двое других значительно моложе и, похоже, только что с курсов, направляются на свое первое рабочее место. В Аспсосской тюрьме в конце мая традиционно появлялось множество новичков, пришедших поработать летом, заменить ушедших в отпуск; после ознакомительной беседы, которая длилась всего час, они надевали форму, а после ускоренных двухдневных курсов приступали к работе.

Надзиратели остановились перед одной из запертых дверей, которые делили коридор на отсеки, и Пит торопливо подошел к ним. Тот, что был чуть постарше, держал в руках связку ключей и, когда Пит возник у них за спинами, как раз отпер дверь.

– Будьте добры, не закрывайте.

Они обернулись, разглядывая его.

– Я чуток задержался.

– Домой?

– Да.

В голосе надзирателя не было подозрительности – обычный вежливый вопрос, адресованный сослуживцу.

– Новенький?

– Такой новенький, что еще ключей не дали.

– Значит, всего два дня?

– Вчера начал.

– Совсем как эти двое. Завтра вас всех ждет третий день. Ваш первый день с ключами в кармане.

Пит пошел следом.

Они смотрели на него. Они говорили с ним.

Теперь он был просто одним из четверых надзирателей, и они все вместе шли по тюремному переходу к центральному посту и воротам тюрьмы.

Они расстались возле лестницы, которая вела вверх, в корпус «А» и одиннадцатичасовой рабочей смене. Пит пожелал им спокойной ночи, а они с завистью поглядели на сослуживца, которому предстоит провести вечер дома.

Пит стоял посреди большого кабинета, куда приводили новоприбывших. Три двери, из которых следовало выбрать одну.

Первая, чуть наискось от него, – комната для свиданий: с женщиной, другом, полицейским или адвокатом. Именно здесь Стефан Люгас получил информацию о том, что в организацию проник полицейский агент, стукач, шептун, который должен умереть.

Другая дверь, за спиной у Пита, вела в коридор, который заканчивался возле корпуса «G». Пит чуть не рассмеялся – можно вернуться в свою камеру в инспекторской форме.