Долорес проговорила:

— Давайте закончим, прошу вас…

— Да, да, но прежде… Не скажете ли вы мне…

Он оборвал речь. К чему ее расспрашивать? Если кто-то вправду прятался рядом и этим ее смущал?

Тогда Люпэн решился и, подавляя стеснение, вызванное посторонним присутствием, сказал совсем тихо, таким образом, чтобы слышала его только она:

— Я кое-что узнал, чего не могу понять… Что меня глубоко волнует… Надо объяснить мне, Долорес, непременно…

— Что же стало вам известно?

— Регистры записей гражданского состояния в Вельденце содержат три имени, принадлежащие последним из потомков семейства Мальрейхов, обосновавшегося в Германии…

— Да, вы мне об этом уже говорили.

— Вначале — Рауль де Мальрейх, более известный под боевой кличкой Альтенгейм, бандит, великосветский апаш — ныне умерший.

— Да.

— Затем следует Луи де Мальрейх, чудовище, убийца, который через несколько дней должен быть обезглавлен.

— Да.

— Затем — Изильда, умалишенная.

— Да.

— Все это должным образом установлено, не так ли?

— Да.

— Так вот, — сказал Люпэн, наклонившись еще больше к ней, — расследование, которое я недавно предпринял, показало, что второе из имен, Луи, точнее — та часть строки, на которой оно написано, в прежнее время было подчищено. Строка теперь была заполнена другим почерком, более свежими чернилами, которые, однако, не совсем скрыли того, что было написано ранее. Так что…

— Так что? — совсем тихо спросила госпожа Кессельбах.

— Так что, имея хорошую лупу и с помощью специальных средств, которыми я располагаю, мне удалось восстановить почти соскобленные буквы и безошибочно, со всей достоверностью разобрать утраченную запись. Я установил, что в регистр был вписан не Луи де Мальрейх. Там значилось имя…

— Ох! Молчите! Молчите!..

Надломленная вдруг слишком долгим напряжением, которое выдерживала, она согнулась вдвое и, сжав ладонями голову, сотрясаемая судорогами, зарыдала.

Люпэн долго смотрел на это бедное создание, сочетание беззащитности и слабости, такое растерянное, столь достойное участия. Ему захотелось вдруг замолчать, прекратить мучительный допрос, которому он ее подверг. Но разве не действовал он таким образом, чтобы ее спасти? И, чтобы ее спасти, не должен ли был он знать правду, какой она ни оказалась бы горькой?

И он снова заговорил:

— Для чего была эта подделка?

— Это мой муж, — пробормотала она. — Это он ее совершил. С его богатством он всего мог добиться. И, в канун нашей женитьбы, подкупил одного из младших служащих, чтобы тот изменил в регистре имя второго ребенка.

— Имя и пол, — уточнил он.

— Да, — подтвердила она.

— Следовательно, я не ошибся: прежнее имя, настоящее, было Долорес? Но зачем ваш супруг?..

Вся в слезах, она стыдливо прошептала:

— Разве вы не понимаете?

— Нет.

— Но подумайте, я ведь была сестрой Изильды, слабоумной, сестрой Альтенгейма, бандита! Мой муж, точнее — еще мой жених, не хотел, чтобы так оно и осталось. Он меня любил. Я тоже его любила и дала согласие. Он уничтожил в регистре имя Долорес Мальрейх, купил мне другие документы, другое свидетельство о рождении, и я вышла замуж в Голландии, под другой девичьей фамилией, — Долорес Амонти.

Люпэн подумал еще и без настойчивости произнес:

— Да… Понимаю… Но это значит, что Луи де Мальрейха не существует, и убийца вашего мужа… убийца вашего брата и сестры зовется вовсе не так… И его имя…

Она с живостью выпрямилась:

— Его имя! Да, он именно так и зовется… Это его имя, тем не менее… Луи де Мальрейх… «Л» и «М».