|
Глядь – мимо меня шмыгнули двое: впереди старик седобородый в нищенском одеянии, а за стариком мальчуган в холопской ливрее. Это бы не диво, а то диво, что походка-то у старика совсем не стариковская; мальчуга же с лица, ни дать, ни взять, наш пан Бучинский. «Эге! – смекнул я. – Балцер Зидек, не зевай!» Благо, уже так стемнело, что мне без опаски можно было идти за ними. Вот подошли мы к дому иезуитов, и хоть старик-то был с виду нищий, но привратник без дальних слов с низким поклоном впустил обоих. Обождав маленько, я к привратнику:
– Так и так, – говорю, – пан воевода мой послал меня сейчас за паном Бучинским. Пропусти-ка.
– Никак, – говорит, – невозможно: не велено.
– Что за вздор! Я же, – говорю, – очень хорошо знаю, с кем он здесь и зачем.
– Знаешь?
– Еще бы не знать, коли за этим же делом послан.
– Так… Ну, погоди, говорит, тут; а я дежурного послушника вызову.
Вызвал дежурного; переспросил меня и тот, головой помотал, однако ж наверх провел, в приемную. «Пойду, – говорит, – доложу пану Бучинскому». Пошел он докладывать; а я не промах, – тихомолком вслед. Дошли мы этак до самой молельни иезуитской. Стал он шептаться с приставленным тут у дверей другим послушником; а я, прижавшись в уголок, от слова до слова все и подслушал. Да что узнал тут – и, Боже мой!
– Что же такое? – спросил Курбский, у которого, в чаяньи чего-то недоброго, дух захватило.
Балцер Зидек полез в карман за своей черепаховой табакеркой и, щелкнув ее по крышке, предложил табаку молодому князю:
– Не прикажете ли?
– Нет, благодарю… Так что же вы узнали? Говорите скорее!
Шут, не спеша, набил себе табаком сперва одну ноздрю, потом другую и языком причмокнул.
– Что узнал! М-да… для всякого простого человека новость эта дуката стоит, а ваша княжеская милость, я знаю, не поскупится и на пяток дукатов.
Курбский, не прекословя, достал кошелек и вручил шуту требуемую сумму.
– Вот это по-княжески! – сказал Балцер Зидек, пряча деньги. – В молельне-то, оказалось, исповедывался у папского нунция, причащался да миропомазан был по римскому обряду тот самый седобородый старик, что пришел туда с паном Бучинским…
– Ты лжешь, бездельник! – вспылил Курбский и железной пятерней своей схватил шута за горло с такою силой, что тот посинел и захрипел.
Тотчас же, впрочем, опомнясь, богатырь наш устыдился уже своего грубого насилия и разжал пальцы. Балцер Зидек, болезненно морщась, стал растирать себе рукою шею.
– Экие рученьки у вашей чести… Чуть не задушили ведь, как собаку…
– Потому что вы, Балцер, как собака, лаете на всякого… – сдержаннее проговорил Курбский.
– Лаю? Разве я кого по имени назвал вам?
– Не называли, но разумели, я знаю, царевича Димитрия.
– А коли знаете, так, стало быть, сами же того ожидали от него. Нет дыму без огня. За что же обижать-то бедного шута?
– Ну, не сердитесь, Балцер. Очень уж горько мне было слышать… Но кручина у меня не эта одна: есть и другая.
– А звать-то ее как? Не княжной ли Крупской?
– Да вы, Балцер, узнали еще и про нее что-нибудь? – с беспокойством приступил к шуту Курбский. |
