|
— Жив? — спросил Леня. — А меня еще не задело. — Кто ведет броненосец? — Не знаю. Но машины работают. — Дожили... Голгофа какая-то... за что, Господи? Коковцев повернул голову, и перед ним возникло невероятное зрелище: мимо «Суворова» прокатило остов корабля, уже не имевшего ни мачт, ни труб, он шел с сильным креном, его правый борт раскалился докрасна, будто противень, дым из кочегарок вырывался не из труб, а прямо из палубы, будто там, внутри корабля, работали огнедышащие вулканы. А вся носовая часть была вскрыта, словно жалкая консервная банка. Но он все-таки шел. Он все-таки стрелял! — Кто же это? — не мог узнать корабля Коковцев. — Это «Александр III», досталось ему... бедняге. Не это поразило Коковцева — другое! На мостике броненосца, в очень спокойных позах, как дачники на веранде, стояли, облокотясь на поручни, офицеры и мирно беседовали, а вокруг них все рушилось, все погибало в пламени. — Гвардия, — произнес Коковцев. — Помогай им Бог. А кто ведет эскадру теперь? Небогатов? — Нет, «Бородино»... горит тоже. Он и ведет. После гибели «Бородино» эскадру поведет броненосец «Орел": еще не все потеряно, а русские моряки не сдаются. * * * Рожественского и его штаб обязаны были снять «Бедовый» или «Быстрый». Но их закружило в сумятице боя, полыхающего взрывами, в вихрях воронок над тонущими кораблями. Да и как отыскать «Суворова», если даже опытные сигнальщики не могли различить броненосцы по именам, — эти обгорелые изуродованные обрубки меньше всего напоминали сейчас тех гордых красавцев, что еще недавно покачивались на пасмурных рейдах Кронштадта, Ревеля и Либавы... В половине пятого часа на «Суворове» осталась лишь одна мелкокалиберная пушчонка. Японские эсминцы (их было четыре) снова пошли в атаку. Они двигались рывками и зигзагами, издалека примериваясь к стрельбе торпедами... Лейтенант Вырубов, неунывающий парень в разодранном- кителе, сказал Коковцеву: — Чем черт не шутит! Попробую еще раз! Он сразу накрыл эсминец «Асагири», остальных разогнал огонь с эскадры, выручившей своего бывшего флагмана. Итак, все кончено. Но, исполняя приказ адмирала (уже отрекшегося от участия в битве), эскадра снова — в какой уже раз! — ложилась на указанный адмиралом курс. Коковцева отыскал почти обезумевший Эйлер: — Динамо ослабели, электричество едва теплится. Даже пиронафтовые фонари гаснут от обилия газов. Я кричу в каждый люк — никакого отклика... Неужели в нижних отсеках одни трупы? Мрак и трупы! Открыть кингстоны? Я не сыщу штурвалов! — О чем ты, Леня? Какие кингстоны? Это уже конец... Словно подтверждая эти слова, рядом лопнул японский снаряд, и Коковцева с Эйлером разбросало в разные стороны. Трюмный штабс-капитан катился среди обломков рваного железа, хватаясь руками за лицо, кричал: — Я не вижу! Вова-а... где ты? Не вижу, не вижу... Коковцев встал и рухнул снова. Что такое? Сапог разорван, из его обрывков торчала развороченная ступня. Боли не было. Дохромав до Эйлера, он оторвал его руки от лица По щекам трюмного инженера текли глаза. — Держись! — сказал Коковцев. — Я отведу тебя. — Куда? — орал Эйлер, — Куда? Я не вижу... А в самом деле — куда вести? Из ада в ад? — Сиди. Вот так. Сиди. Сейчас я разыщу санитаров... Эйлер судорожно хватал руками желтый от газов воздух: — Я никуда не уйду... Что кричат там, в корме? Вова-а. |
