..
Японская пехота вдруг задержала победный марш на Маньчжурию, с дороги на Мукден
она резко отвернула на юг, стремительно захватывая Ляодунский плацдарм. Денно и
нощно стучали телеграфы столиц; петербуржцы читали в газетах, что «китайцы
бегут, оставляя после себя немало луков со стрелами и разных дреколий, просто
палок, а пушки Круппа до того заржавели, что японцы не в силах отворить даже их
замков». Все это время английская эскадра гонялась по волнам за эскадрой
японской, обеспокоенная — как бы Того сгоряча не сунулся к ним в Шанхай или в
Гонконг (другое их сейчас не тревожило). В ноябре японцы вломились в улицы
Порт-Артура, штыками уничтожив все население города, оставив в живых только
тридцать шесть человек. Самурайский маршал Нодзу тогда же объявил:
— Их убьем тоже, когда они выроют могилы для трупов...
В море ходила крутая волна, свирепствовал мороз. Того дождался ночи. Его крейсер
«Нанива» прокрался на рейд Вэйхайвэя, где собрались остатки китайского флота, и
открыл огонь с двух бортов сразу, погубив массу китайцев, совершенно беспомощных
в корабельных отсеках. Но эта морозная ночь дорого обошлась и японцам: когда
«Нанива» вернулся с моря, на его палубах возле пушек выросли ледяные столбы,
внутри которых застыли матросы. На мостике — тоже столбы: в них уснули японские
офицеры. Качалась в ночи громада крейсера, и вместе с ним качались страшные
ледяные статуи. Вот и пробил час славы нового самурайского флотоводца!
Британский крейсер «Severn» доставил письмо Того китайскому флотоводцу Тингу:
«Дружба, существовавшая между нами раньше, — писал он, — также горяча, как и
прежде. Но посторонним зрителям истина виднее...» Того предлагал Тингу сдаться,
а Китаю советовал брать пример с Японии, вступившей на путь обновления,
культурного и научного: «Если вы отвергнете этот путь, вам не избежать
гибели...» Японская армия окружила Вэйхайвэй с берега, гавань с моря запирал
японский флот. Мачты погибших броненосцев торчали из воды. Но силы эскадры Цыси
были еще значительны: они не сдавались, хотя каждый день осады стоил Китаю сотен
жизней детей и женщин города. О них никто не думал, они не имели даже рисинки во
рту, их раны никто не лечил. Одиннадцать миноносцев Цыси пытались прорвать
блокаду — японцы перетопили их, словно котят. Наконец японский снаряд разворотил
мостики флагманского броненосца «Чин-Ю-Ен», и тогда китайские матросы опустились
на колени, умоляя своего адмирала не сопротивляться далее... Тинг не стал
удушать себя золотой фольгой — он отравился опиумом.
Вэйхайвэй пал! Японцы взяли не только главную базу флота Цыси, но и остатки ее
флота. Мертвому Тингу крейсер «Нанива» отдал положенное число салютных залпов (в
этом случае Того пожелал остаться культурным европейцем). Япония победила Китай
в самом его чувствительном месте — в Печилийском заливе, а теперь она могла
брать Пекин голыми руками. Эта война наглядно выявила растущую мощь японского
милитаризма, она же до самых корней обнажила перед миром бессилие самого Китая и
полное ничтожество его правителей...
В разгар этих событий умер Александр III, престол занял император Николай II
* * *
Коковцев провел зиму на Черном море, а весною, когда Китай взмолился о мире, он
оказался в Одессе. На бульваре у Ланжерона его внимание привлек полураздетый
босяк, лежавший на земле, закрытый листом английской газеты «Standard». Коковцев
почуял в босяке что-то очень родное и отвел газету от его лица... Это был —
конечно же! — неотразимый и великолепный, как всегда, Атрыганьев. |