|
.. Это был — конечно же! — неотразимый и великолепный, как всегда, Атрыганьев. — Не советую обольщаться, — заговорил он так напористо, будто продолжая только что прерванный разговор. — Редакция этой газеты советует кайзеру Вильгельму учиться мудрости у его бабушки, королевы Виктории, а не соваться в Африку ради мнимой дружбы с бурами, после чего кайзер возмущенно заявил, что отныне бабушки у него нету... А ты читал ли лорда Дунмора? — Нет, — расхохотался Коковцев. Атрыганьев в клочья разодрал английскую газету. — Великая английская литература сумела разжало бить читателей описанием жизни несчастных сироток! Но в политике Англия сделала сиротами миллионы людей, и ведь ни одна сволочь в Лондоне не пролила по ним даже слезинки... Странно было видеть капитана второго ранга в образе босяка, и Коковцев спросил — почему он оказался на самом дне жизни? Атрыганьев ответил, что на дно жизни не опускался. — Просто у меня не стало приличной одежды. — Я дам денег, Геннадий Петрович, приоденься. — Прежде я пообедаю. А вечером поужинаем? — Есть! Только учти: я уезжаю ночным поездом... Они встретились в ресторане. Коковцеву не терпелось услышать от Атрыганьева историю его грехопадения. — Я ходил через Суэц, — начал он. — Груз обычный: солдаты для Амура, переселенцы в Сучан, где наши геологи докопались до угля, и тысячи арестантов для Сахалина... Кстати, вот тебе неразгаданная тайна: все преступные женщины, как правило, носят имя Екатерины, какую ни спроси — все Катьки... Конечно, — взгрустнул Атрыганьев, — в условиях тропического плавания, как и сам знаешь, всегда возникают знойные романы. — С кем? — спросил Коковцев. Атрыганьев пояснил, что самые приятные дамы на свете — это те, которые пошли на каторгу за мужеубийство. — Так они же в тюрьмах! За решетками. — В том-то и дело, что страсть ломает все преграды. А женщина-преступница, как и женщина-монахиня, таит в себе особую пикантную прелесть. Я сделал открытие, что труба вентиляции из арестантских трюмов про ходит через ванную моего салона. Для начала я про пустил через трубу визжащую от страха корабельную кошку. Ну, а там, где пролезла кошка, там всегда про лезет и женщина... даже рубенсовских размеров! Атрыганьев замолчал, смакуя вино. Потом спросил: — Что новенького на Балтике? — Появился новый миноносец «Сокол». — Котлы? — Ярроу. — Сколько выжимаете? — Двадцать восемь. — Приличная скорость. Поздравляю... Коковцев ответил: теперь торпеды стало на залпах отбрасывать за корму, где их мотает винтами и они тонут. — Я состою в комиссии, которая этим и занимается. — А кто еще там в комиссии? — Пилкин, Витгефт, Вирениус и я. Повысились скорости — и сразу возникла нужда в переделках торпедных аппаратов. — Удалось? — спросил Атрыганьев. — Толчок на залпе сшибает с ног. Но испытания прошли удачно. На заводе Лесснера! Там очень толковые инженеры. — А как ты, Вовочка, оказался у Ланжерона? — Черноморцы просили помочь освоить новые при боры торпедной стрельбы. Вот и шлялся на Тендру, которая служит для них полигоном, как для нас, бал тийцев, Тронгзунд или Бьёрка... Коковцев спросил Атрыганьева, где он ночует. — По ночам я падаю в канаву, вроде оловянного солдатика из сказки Андерсена, и течением Морфея меня уносит под волшебный мост, где живет мудрая крыса, которая каждый раз спрашивает меня, чтобы я предъявил ей свой паспорт. |
