|
Только не надо притворяться. И не унижай себя ложью. — Пойми, что Леня — мой старый приятель... Он отстал от нее на три ступеньки. Она обернулась. — Но при чем здесь он? — ответила Ольга. — Я достаточно понятлива и понимаю, ради кого ты бываешь у Эйлеров. Он поклялся, что с Ивоною ничего нет. Нет. Нет! — Но это ведь всегда может случиться. Пойдем. — Пошли. Но почему ты решила так? — Потому что я сама женщина... В передней он принял с ее плеч шубу. Ему хотелось уйти от неприятного разговора. Коковцев сказал: — Эскадру Вирениуса, кажется, отзывают обратно. — Значит, скоро я увижу Гогу? — Увидишь... Ее материнскую радость легко понять! Но не так отнесся к возвращению Вирениуса на Балтику адмирал Макаров, пославший энергичный протест против этого решнения. «Считаю, — писал он, — безусловно необходимым, чтобы отряд судов (Вирениуса) следовал на Дальний Восток...» Ему суждено погибнуть, так и не узнав, что в архивах Адмиралтейства его рапорт был погребен с такой резолюцией: «ШТАБ. Не исполнять. Отряд (Вирениуса) по Высочайшему повелению уже возвращается обратно». Иначе говоря, в этой стратегической ошибке повинен сам император... Стиран Осипович, пребывая в угрюмом настроении, ознакомил Коковцева с телеграммой консула из Сингапура: оказывается, через Малаккский пролив на больших скоростях проследовали недавно два японских крейсера «Ниссин» и «Касуга», оперативно закупленные в Аргентине. — Просчетов уже достаточно! Сейчас во Владивосток назначают адмирала Скрыдлова, который, очевидно, позавидовал «урожаю» Куропаткина и тоже поехал по святой Руси давать гастроли с молебнами, выклянчивая иконы у безобидного населения. А меня отправляют в Порт-Артур... Я забираю пять вагонов с инструментами и материалами для ремонта подорванных броненосцев. Со мною едут, помимо штаба, рабочие Путиловского и Франко-Русского заводов. Прошу вас, Владимир Васильевич, сопровождать меня до Москвы, чтобы в дороге продолжить разбор штабных бумаг по делам Кронштадта... Коковцев объявил жене, что через день-два вернется: — Собери меня. Я возьму не больше портфеля. Ольга Викторовна поняла эту разлуку на свой лад: — Надеюсь, ты не станешь навещать Эйлеров? — Если не веришь, сама и посади меня в поезд. Кстати, на вокзале соберется весь столичный beaumonde, так что у тебя есть лишний повод показать свою новую шляпу... Ольга Викторовна подошла к зеркалу. Именно в этот миг произошло что-то очень важное. — Владечка, — тихо позвала его жена, — ты живешь со мной столько лет, а до сих пор не осознал любви моей. — Объясни, что последнее время с тобой происходит? Из глубины громадного трюмо, словно из бездонной пропасти, на него смотрели глаза — глаза любящей женщины. — Ты ничего не понял, Владечка, — вздохнула она с напряжением. — Не понял даже того, что я уже начинаю страдать... В газетах об отъезде Макарова не сообщалось. Однако весь перрон Николаевского вокзала был заполнен публикой. Возле вагонов экспресса царила почти праздничная суматоха, дамы блистали мехами и улыбками, слышался французский говор, счастливый смех и возгласы радости. Степан Осипович выделялся среди провожавших монументальным спокойствием и уверенной статью, лентой ордена Георгия в петлице адмиральского пальто с барашковым воротником. Коковцев оставил Ольгу щебетать со знакомыми ей дамами, сам же протиснулся через толпу к начальнику макаровского штаба — контр-адмиралу Моласу. |
