|
Впрочем, — резко заключил Макаров, — у иезуитов на этот счет имеется циничное, но верное указание: чем гаже, тем лучше! Верю, что в 1923 году русские люди будут все-таки умнее нынешних. — Надеюсь, — вежливо согласился Коковцев... О, если бы он мог увидеть себя в 1923 году! * * * Зимний дворец (обычно мертвый) засверкал множеством огней, начались торжественные балы с приглашенными по рангам. Первый бал открылся для знати и высших чинов империи 12 января. Коковцев по своему служебному положению попал в список лишь «третьей очереди» — на 26-е число. Но, желая хоть как-то оживить Ольгу от уныния, каперанг приложил все старания, используя свои связи, чтобы посетить Зимний дворец во «второй очереди» — 19 января 1904 года. Это ему удалось, и он радовался восхищению Ольги новым платьем, жемчужным ожерельем от Обюссона и прекрасными бальными перчатками, выписанными из Парижа специально для этого бала. Ольга Викторовна (слишком уж женщина!) снова похорошела. Ей было приятно побывать в этом мире статс-дам и фрейлин, облаченных в старомодные «робы» времен Екатерины II, окунуться в блаженное сияние люстр и музыку придворных оркестров. Ольге явно польстило, когда после чопорного полонеза адмирал Рожественский пригласил ее на вальс. Коковцев, пока они танцевали, проследовал в боковую галерею дворца, где были накрыты столы для угощения, и начал пить дармовое шампанское. Было десять часов вечера, когда он вернулся в зал, так и не отыскав Ольги во всеобщем кружении пар, но зато встретил адмирала Макарова, в скромном удалении застывшего возле колонны. Капитан первого ранга спросил адмирала: — А где ваша Капитолина Николаевна? — Там же, где и ваша Ольга Викторовна... Бог с ними! Лучше понаблюдаем за японским послом Курино — вон, голубчик, о чем-то перешептывается с коллегами. Смотрите, — сказал Макаров, — кажется, важный момент истории наступил... Владимир Васильевич издали пронаблюдал, как секретарь японского посольства, быстро лавируя среди танцующих, вручил послу Курино телеграмму, прочтя которую, посол (в плотном окружении сладко улыбавшейся свиты) медленно, явно стараясь не привлекать к себе внимания, тронулся к выходу из зала. — Что бы это значило, Степан Осипович? — Сами видите, что остаться для ужина самураи не пожелали. Даю голову на отсечение, что чемоданы давно упакованы, сейчас Курино прямо с бала отъедет на Финляндский вокзал, чтобы завтра быть в Швеции... А мы с вами, — невесело рассмеялся Макаров, — от ужина конечно же, не откажемся, паче того, у меня сегодня дома — хоть шаром покати! Ольга Викторовна, запыхавшаяся от танцев, сама отыскала мужа. — Владечка, как я тебе благодарна... — А что успел нашептать на ушко Зиновий Петрович? — Мои прекрасные глаза покорили его. — Это пошлость. А — серьезное? — Только то, что Япония маленькая, а Россия большая. — Скажи, какая новость! Сразу видно, что Рожественский не забыл, чему учили его в гимназии. Бурные всплески музыки мешали им разговаривать. — Зиновий Петрович отзывался о тебе в самых лестных выражениях. Он считает тебя превосходным минером... — Да что ты? — отшучивался Коковцев. — Да. Именно у тебя большое будущее. Такие, как ты, Владечка, еще будут командовать флотами. — Она обернулась к мужу всей статью, лицом, улыбкой, губами. — Владечка, неужели я доживу до этого дня? — Я не доживу, — ответил Коковцев. — Но для твоего дамского понимания сказанного Рожественским вполне достаточно. |
