Какое у детей терпение! Скажи Мари-Поль слово, сдвинься с места, нашла бы Элизабет силы броситься на дочь, сшибить ее с ног, ударить? Однако ребенок не бросает вызов, не провоцирует. Просто смотрит. Подобно тому как в свое время Эли, Мари-Поль увидит, как твердеют, каменеют тело и душа. Возможно ли такое? И в свой черед заразившись, будет ли Мари-Поль искать, страдать, тайно поджидать удобный случай, рассчитывать, что ее, как в сказках, поглотит волна? И она канет? Мари-Поль? Внезапно Элизабет понимает, что перед ней ее дитя. Нет, только не она! Еще один раз, когда Элизабет, казалось, уже теряла душу, да и разум, внезапная мгновенная благодать спасает ее. Порыв любви к растерявшемуся ребенку ошеломляет Элизабет. Она падает в обморок.

Ее найдут у входа на полу из черных и белых плиток. Весь день Элизабет пролежит, как в столбняке, не в состоянии ничего членораздельно вымолвить. Когда в этот вечер к шести часам явится Шарль, изгнание злых духов будет в самом разгаре. Женщины, стайками собравшиеся на улице и ждущие свежих новостей, при виде доктора перешептываются. Поддерживаемая священником, обессилевшая Элизабет, вытаращив глаза, что-то жалобно говорила детским голосом. Когда входит Шарль, она издает громкий крик, содрогается всем телом и опрокидывается навзничь. Три экзорциста и доктор Пишар переглядываются. Ничего не замечая, Шарль отпихивает священника, хватает Элизабет и чуть ли не встряхивает ее: руки и ноги у Элизабет не гнутся, челюсти сжаты.

— Завтра ее перевезут в часовню для послушников в иезуитский монастырь, — вполголоса сказал доктор Пишар.

— Вы ее убьете!

— Мы ее спасем, — сурово произнес один из иезуитов.

— Я приду завтра в часовню. В котором часу?

— В десять. Но я вам не советую. Оставьте свое лечение. А то могут подумать…

— В десять я приду, — сказал Шарль и вышел вон.

Ночь прошла без сна, но грезы не давали ему покоя. Почему все так кончилось? Почему она позволила отнять ее у него? Уже давно Шарль перестал рассчитывать на счастливый исход, однако он свыкся с мыслью, что им дадут питать друг друга собою до самого конца. Конец — смерть Эли, хотя до этой ночи Шарль остерегался формулировать это с такой ясностью. Когда оба они поняли, что развязка может быть только гибельной? И когда они стали стремиться к такой развязке? Дьявольский ли то был знак? Иногда он думал: «Даже если она сойдет с ума, я ее не брошу, не отпущу от себя…» Элизабет же мечтала о его смерти, надеясь, что та принесет ей освобождение. Она даже позвала одного своего родственника, дядю, брата отца, у которого хватало глупого рвения и отваги — и это при добром сердце, — и поделилась с ним своим горем. Славный малый предложил выход самый естественный. Он подстережет виновника ее бед на улице и перережет ему горло. По тому, какое волнение ее охватило, Элизабет поняла, что желала смерти возлюбленного лишь в мечте, а не наяву. Дядино заманчивое предложение она отвергла. После этого случая Элизабет еще представляла себе мертвого Шарля, но и себя в агонии рядом с ним. Умереть вместе означало принадлежать ему навеки. Как ловко они придумали, что прибегли к безумию, к смерти, чтобы выйти из столь банального положения! Но не замешан ли тут тот, кого еще именуют лукавым?

Так или иначе они были связаны, и связаны, как казалось Элизабет, более тесно, чем женитьбой или безмятежной любовью. Тщетно она бунтовала, теперь она умирала из-за своего бунта, из-за Шарля, да, она одержима Шарлем, а не дьяволом! С чего бы дьяволу соваться в их отношения? Для Эли, метущейся между неявным призванием и явной любовью, противником был не дьявол, а Бог.