Итак, доказательство. Значит, он не уверен… Но кто в наше смутное время может быть уверенным? Идеи Реформации взбудоражили мир, и не без причины. Любой непредубежденный ум должен признать, что эти новые теории не лишены основания. Если вернуться к истоку, к Ветхому завету, можно обнаружить немало пассажей, допускающих самые различные толкования. Лютер, Кальвин, Цвингли… А мусульмане с их простым и диким верованием — разве не близки они тем патриархам, которые в награду за свою веру ожидали тучных пастбищ и бесчисленного, «аки волны морские», потомства? Что же остается незыблемым? Разве что четкая граница между Добром и Злом, между человеком, достойно и свободно заключившим союз с Господом, и тем, кто употребил свою свободу на то, чтобы выбрать мерзкую карикатуру на Святой дух? Да, хоть это остается очевидным на всем протяжении поисков. И грех — действительно доказательство, быть может, еще более очевидное, чем добро… Нет, не более очевидное, а более… Во всяком случае, более распространенное. Чистое добро, добрая воля, чистая любовь (очищенная от заблуждений, от внезапно темнеющих глаз, от обмороков и от крика, долгого крика жизни) — такое встречается редко. А зло тут, рядом, воплощенное в колдунах, удивительно простое; черное делает белое еще белее, и от этого на душе сразу как-то спокойнее. Оргии, шабаши, зарезанные младенцы, животные совокупления — все это существует, все это совершается; нынче ночью он даже возьмет на себя смелость утверждать, что такое должно существовать, дабы при лицезрении этих гнусностей люди понимали: сколь бы ты ни был несовершенен, терзаем сомнениями, но ты сделал выбор, ты не пошел на сговор, ты по сю сторону черты.
Или по ту. Человек выбрал, и выбрал свободно, сторону зла. И знает об этом, и, несомненно, черпает в этом мрачное удовлетворение. И он наделяется властью. Это бесспорно. Я видел это. Говорю вам: я сам это видел! И даже ощутил на себе. Хоть и узница, она сумела смутить мой разум. В ее глазах было торжество. Вот она, власть колдунов: чего бы они ни коснулись, оттуда сразу начинают бить источники зла. Так они сеют смуту. Вы уже не понимаете, в чьей вы власти, не узнаете цвета, голова идет кругом, и тогда ради какой-нибудь бессмысленной прихоти, удовлетворить которую человеческими средствами вам представляется невозможным, вы прибегаете к магии. С этого момента вы конченый человек. Даже если желаемый результат не достигнут. Но иногда он, видимо, бывает достигнут. Раз колдунья наделена способностью читать мысли, то наверняка обладает (или обладала) даром исполнения желаний. Некоторых желаний. Быть может, лишь тех, что относятся к духовной жизни? Говорят же, будто деньги, добытые чародейством, в прок не идут, а иногда в шкатулке владельца просто обращаются в сухие листья или труху. Исцеление, приносимое магией, тоже не настоящее. Это лишь видимость исцеления. Да, да, Франсуаза. Клянусь тебе. И отнюдь не потому, что я бежал…
Человек считает себя виновным. И становится им. А потом выбирает виновность. Гибельный путь, который используют колдуньи. Выбор зла приносит облегчение. Человек уже не блуждает в тумане. Он по крайней мере знает, на что идет, кому принадлежит. Быть может, он сумеет найти в этом видимость оправдания? Дочь колдуньи, она, возможно, еще колебалась, металась из стороны в сторону в этом призрачном мире… Но она вышла из него. Сделала выбор. Который могла сделать и по-другому. Я настаиваю на этом. Если она сознательно выбрала зло, то могла сознательно же выбрать и добро. Могла, как может всякое свободное создание Господа. И она заслуживает костра.
Он снова укладывается. Аккуратно, заботливо, как сделал бы это другому, подтыкает себе под бока одеяло. Он вполне это заслужил. Рассуждение логично, вывод обоснован. Движет мною стремление проанализировать сделку с дьяволом. Мне надо, чтобы эта женщина добровольно ее признала. Признание явится спасением для нее и для остальных. |