Она смела с лавки тёмную шерсть и сбросила в котел. Его медные борта изогнулись, зазвенев железными кольцами-ручками. Задрожало пламя свечи и, на мгновение, погреб потонул во мраке. А когда в зелёную жижу полетели жёлтые волчьи клыки, с зашипевшей на них слюной знахарки, тьма и вовсе побагровела. Сияние расходилось из котла. От кровавого света лопались банки на полках, из бутылей вылетали пробки, а земля под ногами дрожала и ревела страшным утробным рыком.

– Будь проклят! – завизжала она, вскочив и пятясь в угол. – Весь твой род если не прервется сегодня, пусть мучает вечный голод и оглушающая злоба, на веки вечные.

Свечение заполнило погреб, став нестерпимо ярким. Горячим и жалящим. Вспыхнули пучки травы под низким земляным потолком, огонь побежал по деревянным полкам и с жадным воем бросился на лавку. Затрещал и с шипением перекинулся на знахарку. Она вопила и металась, пока не налетела на котёл. Падая, сорвала со стены изогнутые бычьи рога, но даже барахтаясь в вонючей зелёной жиже, продолжала кричать:

– Будь проклят! Ни одни чары, ни один колдун не освободят тебя от этой участи…

Может её предсмертная ярость или безумная жертва сделали заклятье таким всемогущим. Кто теперь знает. Говорят, что тогда еще не умели по-настоящему колдовать. Но говорят также и многое другое.

В то время как знахарка мучительно гибла, исторгая из себя ядовитые слова, похожая на неё словно сестра девушка под руку с юношей подошли к дому кузнеца. Вечером на окраине города царила поразительная тишина. Молчали вечно лающие сторожевые собаки. Притихла и прочая домашняя живность. Даже птицы, обсыпавшие уже покрасневший куст рябины, настороженно застыли. Не шелестели листья на деревьях. Не стрекотали звонкие кузнечики и цикады. Захлопнули зелёные рты лягушки.

– Жутко как-то, – прошептала девушка.

Издали разносился едва различимый гул. Они всматривались в темноту пока мельница не озарилась малахитовым огнём. Над ней вспух замшелый зелёный ореол со жгучими рыжими краями. Кольцо пульсировало, то сужаясь, то расширяясь, и вздрагивало, раскидывая болезненно-желтые споры. А потом надулось и тяжко ухнуло, разлетевшись кривыми щупальцами болотного тумана.

Юноша прикрыл любимую спиной, но зелёное облако опало так и не добравшись до них.

– Чёрная магия? – спросила девушка.

Он хотел ответить, но не смог, из горла вырвался странный хрип, больше похожий на рычание. Сердце дико билось в груди. Хотелось вдохнуть поглубже, но не получалось.

– Что с тобой, милый?

Юноша упал на колени, выставив перед собой руку. Кожа на спине натянулась. Ноги дрожали, не давая устоять даже на четвереньках. Не в силах сопротивляться, он завалился на бок. Кости трещали так, что звенело в ушах. Мышцы наливались дикой силой. Тело росло и расширялось на глазах обомлевшей девушки. Сквозь сжатые зубы прорывался яростный вой.

Она испуганно отшатнулась.

Рубаху на боках юноши прорвала жесткая серая шерсть. Ноги выгнулись, покрывшись коротким мехом, а ногти на руках вытянулись и почернели. Он менялся очень быстро, спустя несколько мгновений превратившись в огромного волка. Последними, поблёкнув, растворились в зверином обличье тёмные человеческие глаза.

Хищник вжал голову в плечи и раскатисто зарычал.

– Нет! – вскрикнула девушка. – Это же я, любимый!

Но волк лишь оскалил клыки и, прыгнув, накрыл её смертоносным телом…

– Так мы навсегда покинули обжитые магами земли, чтобы никому не причинить вреда, и поселились здесь.

Я обвёл рукой тайгу и горы. Тропа сворачивала в подлесок, опоясывающий скалу, и подъёма не чувствовалось.

– Оборотневая летопись, – съязвил голем.

– Вы его потомки? – спросила Оксана.