Вслед за Петром следую через темный коридор и, щурясь, вхожу в освещенную комнату. Когда глаза привыкают к свету нескольких масляных ламп, вижу длинный низкий стол, за которым сидят шестеро апостолов: Андрей, Иоанн и Иаков Зеведеевы, Фома, Левий Матфей и младший Иаков, тот который Алфеев. Сегодня все одеты более нарядно, хоть и по-прежнему очень скромно.

— Surrexit Christus! — Воскрес Христос! — вспоминаю я традиционное пасхальное приветствие всех будущих христиан и выжидающе смотрю на апостолов

— Surrexit vere!

— Воскрес воистину! — отвечают мне они нестройными голосами, закладывая тем самым новую христианскую традицию.

Латынь знают пока не все из них, поэтому некоторые просто повторяют за братьями и отвечают по наитию. Петр, продолжая улыбаться, приглашает меня за стол

— Раздели с нами трапезу, Марк. Преломим же хлеб, братья.

Из низкой двери появляется пожилая женщина с покрытой головой. С улыбкой, молча, протягивает мне большую глиняную миску с водой, чтобы я мог омыть руки. Все остальные ждут, тихо переговариваясь между собой.

Петр в это время берет в руки хлеб. Нет, это скорее лепешка — из пресного, бездрожжевого теста — хрупкая и невесомая. Та самая древняя маца — самое главное блюдо Песаха — «хлеб бедности, который ели отцы наши в рабстве». И Петр, прочитав нужную молитву, действительно, просто переломляет ее с тихим хрустом, а потом раздает каждому из нас. Второе правило Песаха — каждый взрослый иудей должен выпить четыре бокала вина, символизирующие выход из рабства на свободу. Эта заповедь у евреев так и называется — «арба косот» — четыре бокала. Но вино, конечно, не крепкое — разбавленное. Напиваться принято в другой иудейский праздник — Пурим.

Я чувствую себя немного неудобно, ведь для иудеев совместная трапеза с язычником невозможна. И то, что апостолы пригласили меня к столу, означает абсолютное доверие с их стороны. Конечно, трудно назвать меня язычником в классическом понимании этого слова, но ведь и до правоверного иудея мне как до Луны. Так что, да — такое открытое и дружелюбное отношение братьев по вере дорогого стоит и согревает мою душу. Заметив, с каким интересом я рассматриваю яства на столе, Матфей начинает объяснять мне, что есть что.

Здесь много разных сухофруктов — финики, инжир, изюм, есть даже какая-то смесь из них, залитая медом, как необычное рагу. На большом плоском блюде оливки, лук, чеснок, редька, какая-то зелень и грецкие орехи. Еще есть лепешки с творогом и куриные яйца — только они какие-то мелкие. Из странных блюд — оладьи из дробленых бобов, красной чечевицы и семян кунжута, политые медовым сиропом. Иоанн уговаривает меня их попробовать, убеждая, что это очень вкусно. И я из вежливости пробую. Ну… не знаю, сочетание меда и бобовых? Я все-таки предпочту что-то без меда, и желательно мясное.

Когда пожилая женщина приносит запеченную рыбу и еще несколько теплых лепешек, я не выдерживаю и прошу ее показать мне, где она их готовит. Мое любопытство вызывает добрые усмешки на лицах друзей, но мне правда очень интересно, как все устроено в обычном иудейском доме. Оказывается, здесь почти у всех есть небольшие внутренние дворики, вот именно там и установлена печь. Хотя печью это можно назвать с большой натяжкой. Махабад — это такой выпуклый глиняный купол над ямой с углями, поэтому он позволяет готовить только тонкие лепешки. Но там же есть еще и решетка — вот на ней запекают мясо или рыбу, которая, кстати, оказалась выше всяких похвал. Это и понятно — чтобы у бывших рыбаков, да плохая рыба?

Впрочем, не все апостолы бывшие рыбаки, Левий Матфей и младший Иаков — мытари. Так здесь называют сборщиков налогов и таможенников. Иудеи, не смотря на одну веру, относятся к ним с большим презрением, и за стол вряд ли с ними сядут.