— Ты видел в видениях разрушение Храма?! — спросил встревоженный Петр

— Каких видениях? — обеспокоился Иосиф

— Видел — ответил я Петру, пока остальные апостолы объясняли ситуацию фарисею — Иудеи подняли бунт, и уже не Тиберий, а другой император подавил его и в наказание разрушил ваш Храм. От него осталась только одна стена, которую вы назвали Стеной плача. Потому что следующие две тысячи лет иудеи будут рыдать и посыпать пеплом голову рядом с ней, вспоминая о своем великом Храме.

Апостолы и Иосиф с ужасом уставились на меня. Но я был безжалостен, как хирург

— Хотите бунтовать дальше — бунтуйте. Теперь вы знаете, чем это все закончится. Не пройдет и сорока лет, как Храм сотрут с лица земли. Вам не нравится Рим? Но Рим принес Иудее спасительный порядок, защиту от внешних врагов и цивилизацию. А еще главенство закона, запретив Синедриону выносить смертные приговоры с казнью и поркой. Чем ответили Храм и Иудея? Зилотами. Вам не нравятся налоги? Но на эти деньги в Иудеи прокладываются дороги, построен огромный порт в Кесарии. А главный вопрос — кто же повысил налоги в Иудее? Сеян. Тот, кому вы даете деньги на заговор. Думаете, что он, придя к власти, снизит вам бремя налогов? Даже и не надейтесь! Жадность и властолюбие этого человека не знает границ…

Наша встреча длится еще около часа. Я прошу апостолов и Иосифа прийти завтра в Храм для участия в собрании Синедриона. Нового Синедриона. В него должны войти не только фарисеи и книжники, но и саддукеи. Пока первосвященники растеряны и напуганы народным гневом, нужно сменить состав Синедриона — у Пилата есть на это полномочия. Таким образом, Иудея будет поставлена под еще больший контроль. Начать ремонт в храме: установить постамент для ковчега, и навечно выставить скрижали на всеобщее обозрение. Собрать писцов, чтобы по свежим следам записать каноническое свидетельство о Воскресении и Вознесении Мессии и разослать его потом по всей Иудее. Синедрион у нас Верховный орган религиозной власти? Вот пусть и займется своими прямыми обязанностями. И еще…

— Иосиф, нужно нанять архитектора и мастеров, чтобы построить Храм Гроба Христова над гробницей Учителя. И еще один на Голгофе — на месте креста, на котором Спаситель принял смерть. Им пусть займется Никодим.

— Но Примас, где же взять столько денег?! И землю нам на Голгофе не продадут.

— Деньги будут. А вопрос с продажей земли я сам решу с Пилатом. Он хотел покаяться за неправедный суд над Иешуа? Вот пусть этот храм и станет его покаянием — вкладом в наше общее дело.

— По древним законам Моисея иудеям запрещено возводить памятники людям или изображать их лица, как делают греки и римляне — осторожно возражает Андрей.

— Так и не будем нарушать ваши традиции — главной святыней Храма Креста на Голгофе станет сам крест Иисуса и его венец из зизифуса. А в Храме Гроба Христова — пелены и плащаница.

Апостолы замолкают, обдумывая мои слова, но я вижу по глазам, что идея уже захватила их, начало положено…

* * *

…Стоит нам зайти в ворота дворца, как навстречу бросается один из людей Фламия. В свете факела вижу на груди и у этого солдата небольшой деревянный крестик. Замечаю, что легионеры, стоящие на посту, постоянно поглядывают в небо. Да, там по-прежнему багровым хвостом отсвечивает комета. Она уже чуть меньше и хвост ее бледнее, чем прошлой ночью, но вполне еще видна. И число уверовавших в Христа увеличивается с каждым часом.

— Примас! Понтий Пилат спрашивал тебя. Велел привести, во сколько бы ты не вернулся.

— Пойдем. Мне и самому нужно к нему зайти.

Прощаюсь с Горацием и его подчиненными, направляюсь к префекту. И чего ему не спится? Хотя понятно, какой уж здесь сон… Город гудит как разворошенный улей, не знаешь, чем нынешний Песах закончится.