догорал, угасая, закат.

«День прошел? Но ведь только восход был,… я помню!

Может быть, я уже умерла?»

Отошла от креста, опустилась на холмик.

«Смерть – не сон, а паучья нора!

Знаю это теперь. Добровольно из жизни

не уйду.… Ждет за гранью Паук.

Был и юноша бледный.… Но это лишь мысли,

просто образы…. Но холод рук

и объятий смертельных я помню так ясно!

Крылья ангела.… Нет! Это бред.

Что я делаю здесь? Все забыть. Жизнь прекрасна!

Впереди много радостных лет».

Мэри встала с могилы. Почувствовав легкость,

улыбнулась, смотря на закат.

Солнце село, и красок туманная блеклость

угасала.

– Пора мне назад, –

прошептала. – Ночь скоро. Как быстро темнеет…

Я на кладбище?! Нужно домой.

Как же Джон?.. Не прощу! Он еще пожалеет,

обошелся он подло со мной!

– Это так! – звонкий голос ответил со смехом.

Двое вышли из тени креста.

Бледный юноша в черных блестящих доспехах,

серебристых волос густота,

кожа белая, щеки без тени румянца,

голубые глаза холодны,

искривленные губы в ухмылке паяца

ненормально, кроваво красны.

Рядом девушка, нежная, истинный ангел,

в белом платье, воздушном, до пят.

И лилейный цветок, от пыльцы в красных пятнах,

на груди ее словно распят.

– Кто вы? – Мэри, спросив, отбежала от пары.

Встав за крест, попыталась унять

страха дрожь.

– Ты не бойся! Мы – готы и панки,

и по кладбищу любим гулять.

Мэри вышла. И глянув на них, удивилась.

Изменился их облик и стиль.

Парень в джинсах и майке. Тату – паутина

на груди, в центре череп блестит,

на гайтане подвешен массивным кулоном,

резкий блеск бриллиантовых глаз.

На запястьях браслеты – металла оковы…

Мэри вздрогнула.

Будто бы глас

прямо в мозг к ней вошел. И настойчиво, ясно

зазвучало:

– Скорей уходи!

Обольщение лжи иллюзорно прекрасно,

но расплата – нет сердца в груди.

И она отступила назад, но преграда

оказалась как раз за спиной.

Обернулась и встретилась с пристальным взглядом.

Но исчезло лицо за стеной.

Белый мрамор в прожилках, без дат, безымянный.

Мэри быстро зашла за плиту.

И увидела девушку. Роза упала

из руки ее в серую тьму.

Платье белое враз почернело и сжалось,

облепив ее тело, открыв

ноги длинные.

Лилия с сердца упала.

От пыльцы красной словно нарыв

на груди. Незнакомка наряд отряхнула,

улыбнулась, и к Мэри шагнув,

протянула ей в пятнах размазанных руку.

– Я Лили, а тебя как зовут?

Что молчишь? Это Люци. Ты тоже готесса?

Парень рядом с подругою встал.

– Нет…. Я Мэри…. И к этому нет интереса.

Я тут просто гуляла… Закат

здесь красивый, кресты на краснеющем фоне

силуэтами четко видны.

– Ты художница? Любишь творить на природе?

Арты в стиле готичном модны!

Люци ей улыбнулся, и Мэри смутилась,

глядя в ясные парня глаза.

Череп, вспыхнув, погас. На груди засветилась

многолучьем паучья звезда.

Но Лили ее быстро прикрыла ладонью,

спрятав резкий струящийся свет.

Алый рот растянулся в улыбке довольной,

и заката померк красный цвет…

Город ночью не спал.

Клубов яркие двери,

словно бездны провал,

зазывали в веселье,

приглашали есть, пить,

танцевать до рассвета,

разум хмелем глушить,

оставлять без ответа

все вопросы о том,

что волнует и гложет.