По крайней мере, все казалось весьма простым, в том что касалось как самих условий описания игры, так и самих рассказанных историй, а также и то что у Ониан, как у расы имелось мало талантов к выдумке. Но, тем не менее, третий игрок – девочка лет примерно девяти, совершенно очевидно, просто взрывавшаяся от нетерпения в ожидании своей очереди поведать историю, полностью поразила его. Как только до нее дошел черед она начала:
– Этим утром я видела письмо, и адрес на нем было указан – Четыре. У письма были ножки, и ножки были одеты в сапожки. Хотя письмо доставила почтовая ракета, но оно само протопало весь путь. И хотя Четыре это четыре, все это – тройная устроенная тревога, – триумфально закончила она.
За этим последовала короткая, растерянная тишина.
– Это совсем не похоже на вранье, – обратилась на своем языке к Уэбу Эстелль. – Это скорее похоже на загадку.
– Это нечестно, – в то же самое время начал выговаривать строгим голосом лидер Онианской ребятни девятилетней девчушке. – Мы еще не объяснили правил переворота.
Он повернулся к Уэбу и Эстелль.
– Еще одна часть игры – это попытаться рассказать историю, которая совершенная правда, но звучит как ложь. При перевороте, судьи наказывают вас за каждое вранье, на котором они вас подловят. Если вы не пойманы – вы сказали полную правду; что выиграет один круг даже над полной ложью. Но было нечестно со стороны Пилы попытаться проделать переворот прежде, чем мы вам объяснили его правила.
– Я вызываю один раз, – важно объявил Уэб. – Действительно ли это утро было? Если да, тогда мы знали; но мы не знали.
– Это утро, – настаивала Пила, защищая перед лицом очевидного неодобрения своих соратников свой переворот. – Вас тогда не было. Я видела, как вы ушли.
– А как ты можешь все знать об этом? – спросил Уэб.
– А я тут была неподалеку, – ответила девочка. Неожиданно она не удержалась и захихикала. – И я слышала, как вы оба разговаривали, тоже, на склоне холма.
Так весь ее этот ответ был произведен на быстром, хотя и весьма с сильным акцентом beche‑de‑mer Бродяг, очевидно не было необходимости задавать дальнейшие вопросы.
Уэб испытывал с большим трудом удерживаемое вежливое обращение с женщинами, но все же предложил Пиле свою самую вежливую из улыбок. – В этом случае, – официально произнес он, – ты выиграла. Мы благодарим тебя из самых глубин наших сердец. Это – хорошие новости.
Он так и не смог решить определенно, сказались ли его неполное знание Онианского языка, превратившее эту вежливую речь в нечто вроде «Чертовски гримасничаешь, не смотря на то, что тебе девяносто» или «Почему это я выгляжу похожим на кусок коричневой дыни?» или все же ему удалось сказать то, что он намеревался, но к его великому удивлению, Пила расплакалась.
– О, о, о, – заревела она. – Это мог быть мой самый первый переворот. И ты победил меня, ты победил меня.
Судьи уже собрались тесной кучкой и что‑то обсуждали. Несколькими минутами позже, Сильвадор, лидер ребятни, мягко погладил по голове плачущую Пилу и сказал. – Ну, а теперь успокойся. Напротив, наш друг Уэб должен быть наказан за вранье.
Подмигнув, он предложил свою руку Эстелль, и она поднялась на ноги распутав одним грациозным движением тот узел, в который она себя завязала, во время игры во вранье.
– Этот штраф включает в себя и нашего друга Эстелль, – зловеще добавил он. – Вы оба должны пойти с нами, прямо в город и быть, – тут он принял позу палача, – погружены в сон на некоторое время.
– Нет, – возразил Уэб. |